— Чай. Иногда кофе. Люблю томатный сок, только летом.
— Почему только летом?
— Зимой я с него в туалет часто бегаю, — извиняющимся тоном сказал Лапидус.
— В этом пакете — не наркотики, — отрывисто сказала женщина.
— Значит, в этом пакете важные бумаги, — то ли вопросительным, то ли утвердительным тоном сказал Лапидус.
— Может быть, — сказала женщина, — только сейчас уже все равно.
— Почему? — искренне удивился Лапидус.
— Потому что Господь послал мне в это утро тебя. Ты что, всегда такой?
— Какой?
— Такой… Который садится не в ту машину…
— Я вообще ни в какую машину не хотел садиться, я вышел из перехода и начался дождь, — опять очень быстро начал говорить Лапидус, — я промок до нитки, тут вдруг…
Женщина нервно включила приемник. «В Бурге девять часов сорок пять минут утра…», — проговорил нейтральный женский голос, «…слушайте рекламу на нашей волне!». Женщина так же нервно выключила приемник и опять посмотрела на Лапидуса:
— Слушай, я сейчас увезу тебя обратно, понял?
— Понял.
— И высажу там, где тебя подобрала, понял?
— Понял!
— И ты забудешь про меня на всю оставшуюся жизнь, понял?
— Почему? — удивленно спросил Лапидус.
— Потому что ты дурак, — вдруг начала кричать женщина, — кто тебя просил садиться в мою машину, вышел из перехода, промок — ну и иди себе домой, понял?
— Понял, — грустно сказал Лапидус, внезапно почувствовав под ногами асфальт собственного двора.
Мокрый Лапидус возвращался домой.
Двор был пуст, мамаши с колясками и бабульки с кошками отсутствовали.
Только мрачный и небритый сосед из второго подъезда стоял под дождем посреди двора и выгуливал своего Шарика.
Шарик поднял ногу на фонарный столб, Лапидус быстро прошагал мимо и подошел к своему подъезду. Дверь была распахнута и нагло скрипела.
Лапидус вошел в подъезд и нажал кнопку лифта. Лифт не спускался — видимо, застрял. Лапидус пошел пешком по черной лестнице, под ногами валялись использованные шприцы, использованные презервативы, пустые бутылки, пустые сигаретные пачки и засохшее собачье–кошачье–человечье дерьмо. Иногда дерьмо было не засохшим и сильно пахнущим, то есть свежим. Следы того, что недавно здесь кто–то был. Лапидусу стало неуютно.
На стенах можно было читать самые разные надписи. Частью на английском языке, частью на русском, частью на матерном. Оставалось подняться еще на один пролет, как Лапидус все же вступил в свежую кучу. Куча была маленькой, скорее всего — кошачьей. Хотя может быть, что и собачьей. Для человечьей какашки были очень уж странными, разве что у кого–то дисбактериоз. Лапидус выругался — больше всего он не любил оттирать ботинки от дерьма. Ботинки у него были единственные. Одна пара ботинок на осень и на зиму. И на весну тоже. На лето у него были сандалии и старые легкие замшевые туфли, но хотя сегодня и было второе июня, он был не в сандалиях и не в туфлях, а в ботинках.
