Поздняя ночь не принадлежала безраздельно злым духам Преисподней. Были у нее и другие хозяева: лихой народ из грязных подворотен и темных оврагов на больших дорогах. Ночью не было нужды таиться в спасительной тени — та была повсюду. Разбойники и попрошайки, нищие и убогие, как ночные мотыльки, выныривали из узких переулков и глухих подвалов. Одна из них, оборвашка с огромным пузом, тяжело ступая отекшими ногами по брусчатой мостовой, заинтересованно приблизилась к музыканту. Уверившись, что простофиля ничего не видит, она запустила руку в соломенную шляпу. Но не успела она набрать пригоршню монет, как тысячи ледяных иголок впились ей в кожу. Воровка отшатнулась и подняла глаза. Музыкант насмешливо глядел на нее, крепко вцепившись ей в руку.
— Не хорошо красть у слепых, — сказал он, растягивая каждое слово, чтобы оно болью отдавалось внутри головы глупой женщины.
— Пусти! — истошно завизжала она. — Я позову Одноглазого Князя!
— Он тебе не поможет, — снисходительно ответил скрипач. — Если, конечно, он не князь самой Преисподней.
Осознав, в какую беду она попала, женщина взмолилась:
— Пусти, а? На сносях я. Ребенок не сегодня-завтра родиться должен. Его хоть пожалей.
— Чтобы ты утопила его в речке за городом, как утопила троих до него? — скептично заметил музыкант. — Чего ты на самом деле желаешь?
Воровка испуганно сглотнула. Слова вырвались сами против ее воли:
— Хочу, чтобы он не рождался.
И, пораженная, замолчала.
— Не рождался, не был, не существовал, — музыкант чеканил каждое слово. Казалось, он наслаждался звуком собственного голоса не меньше, чем музыкой волшебной скрипки. — А ведь это похоже на милосердие. Избавить невинное создание от нужды созерцать убожество этого мира, ничтожность собственной матери и переживать ужас насильственной смерти…
Скрипач вдруг скорчил гримасу.
— Ты мне не нравишься. Какой толк соблазнять того, в ком не осталось и капли добродетели? Лучше я исполню его желание.
Женщина непонимающе уставилась на него.
— Знаешь, чего желает нерожденное дитя? Появиться на свет… каким бы жестоким этот свет не был. Лишь тот, у кого жизни нет, знает ее истинную цену. Скоро ты тоже ее узнаешь.
Свободная рука скрипача легла на чумазое лицо оборванки. Та успела лишь приоткрыть рот в беззвучном крике. Плоть ее покрылась язвами, почернела и прахом развеялась в холодном предрассветном воздухе. На руках у скрипача остался новорожденный младенец с огненным хохолком на голове. Ребенок спал и сладко улыбался во сне, не ведая о свершившемся только что злодействе. Скрипач бережно укутал его в одело, появившееся будто бы из ниоткуда, и подошел к церкви. С нижней ступени он поднял пыльную монету, а на ее место положил ребенка.
