Хотя будь у меня такие темные очки, я обязательно таскал бы их с собой в школу.
И насмотрелся бы вволю! До блевотины!
Особенно если бы мне на глаза попались директор, классная и завуч.
Директор и классная ещё туда–сюда, а вот завуч — могу себе представить.
У меня бы сразу перекосило рожу!
Трамвай снова останавливается, и садится ещё одна дамочка.
В джинсах и майке — они сегодня почти все в майках.
И с большой сумкой, наверное, по магазинам ходила.
Хотя какая мне разница — откуда и куда она едет.
У этой под майкой тоже нет лифчика, они меня просто забодали!
Все стремятся показать мне свои соски, не спросив, хочется мне этого или нет.
Я отвожу глаза и смотрю в окно.
Отсюда хорошо видно гору и покрывающий её густой лес.
Главное — не пропустить остановку, а то придётся потом возвращаться.
Будь на мне сейчас очки, как в том рассказе, интересно, что бы я увидел?
Такой же густой лес или что–то другое?
Типа коротко стриженного газона на обочине?
И какого цвета?
Дамочка крашеная, её естественный цвет непонятен.
Так что там может быть всё что угодно.
От рыжего подлеска до чёрных зарослей.
Или пустыни телесного цвета.
Я постоянно перевожу взгляд от окна на неё и чувствую, что краснею.
Терпеть не могу краснеть, когда я краснею, мне кажется, что надо мной все смеются.
Вот и эта, в джинсах и майке, как–то подозрительно улыбается.
К счастью, мне пора выходить — двенадцатая остановка уже показалась впереди.
Я встаю, беру сумку и плетусь к выходу.
На улице всё так же жарко, хотя трамвай ехал больше получаса. Но прохладней за это время не стало.
Родителям пора проходить таможню.
Дамочка в джинсах и майке остаётся наедине с кондуктором. А вдруг он — маньяк?
Я вешаю сумку на плечо, гляжу по сторонам и вдруг понимаю, что забыл дома бумажку с нужным мне адресом.
Адресом дома, в котором живёт моя сумасшедшая тётка!
Симбу разбудило недовольное ворчание компьютера.
Что–то происходит, вернее — что–то произошло.
Произошло, пока она спала, а её компьютер, по обыкновению, бодрствовал, хотя монитор был чёрен, как — порою — бывали черны её сны.
Но компьютер не отключался от сети, и что–то происходило — может быть, в этот самый момент.
Симба вскочила с кровати и направилась к машине. Компьютер заворчал громче, будто ему делали больно, а он сопротивлялся. Или терпел, как Симба терпела в кресле зубного врача, даже под уколом, ей кололи заморозку, и она ничего не чувствовала, но сознавала, что ей всё равно больно — где–то там, внутри, даже не в том месте, где копался врач, а ещё дальше, то ли в душе, то ли в сердце, хотя про первую Симба никогда не думала, а про второе…
