Комната была маленькой, однако в ней Белинда нашла всё, что необходимо, чтобы привести себя в порядок после дальней дороги. А вскоре появилась пожилая женщина, сурового и неприветливого вида, которая принесла ей поднос с едой. Она молча поставила свою ношу на стол и ушла, окинув девушку холодным взглядом. Белинда не стала обращать внимания на такие мелочи. До того ли ей было? Хотя, конечно, доброе слово сочувствия, несомненно, согрело бы её и придало сил.
Как это ни покажется странным, но, поев и помывшись с дороги, девушка безмятежно уснула, как будто ничего больше не опасалась в жизни, как будто ей не предстояла встреча с человеком, который волен распоряжаться её судьбой, как уже распорядился жизнями дорогих ей людей. Но видимо и тело, и нервы требовали отдыха накануне того, что должно произойти. Белинда очень хотела оказаться сильной перед лицом опасности. Это было даже странным ей самой. Ещё несколько месяцев назад она была робкой и послушной тому, кто имеет право приказывать. Но встреча с Аликс, которая не желала подчиняться чужой воле, очень изменила её. А прощальные слова леди Луизы так и стояли в ушах — чтобы выжить, женщине надо быть сильной и гибкой, как хорошо закалённый клинок из стали, но не стоит давать понять это мужчине. Что ж, она постарается. Может быть, даже сможет. Жизнь покажет.
Утро поднялось над землёй хмурое и неприветливое. Белинда умылась, оделась в лучшее из того, что было при ней, и стала ждать. Та же неразговорчивая женщина принесла ей скромный завтрак из хлеба, сыра и кружки эля. А потом снова долгие переходы по коридорам и лестницам и, наконец, небольшой, но дорого обставленный кабинет, где на возвышении в удобном высоком кресле сидел худощавый мужчина с суровым лицом и неулыбчивыми глазами. Белинда сразу поняла, кто перед ней, и присела в глубоком реверансе.
— Можете подняться, леди, — прозвучал голос, столь же холодный, как и взгляд. — Мы желаем услышать, почему вы осмелились сбежать из своего дома без нашего позволения. Говорите же.
— Я никуда не сбегала, Ваше Величество, — Белинде удалось взять себя в руки, и она говорила спокойно, хотя всё тело было напряжено до крайней степени. — Я просто была в отчаянии после гибели моих родных и смерти матери и искала утешения и временного успокоения в монастыре. Разве это грех?
— Нет, разумеется, хотя грех задавать вопросы своему монарху. Вы вправе лишь отвечать на наши.
— Простите, Ваше Величество, это от волнения.
