Дневник, 1884 г. | страница 37



[28 июня/10 июля.] Рано. Нездоровилось, но пошел после завтрака. Они много скосили, но я догонял. Нет, они трясли и гребли. Я начал работать с ними. Помешал дождь. Вечер косили. Дома праздность, обжорство и злость.

[29 июня/11 июля.] Петров день. Встал рано. И косил один. Всё то же. —

[30 июня/ 12 июля.] Косил с ними, только опоздал, с утра до 7. Был дождь. Я утром не ел до обеда и очень ослабел. Приехал Берс Алекс[андр]. Держусь от неприятного чувства, и Юрий, и плешивый Юрий-негодяй. Саша Кузм[инский] положительно добр и хорош. Вечером он пришел и пошел купаться, принес мне белье. Так просто, добро. Разговор с ним о честолюбии. Честолюбие и вообще vanité>37 занимает пустое место, незанятое — миросозерцанием. Полнеет содержание миросозерцан[ия], уничтожается vanité. Читал Эмерсона Наполеона — представитель жадного буржуа-эгоиста — прекрасно.

Не замечаю, как сплю и ем, и спокоен, силен духом. Но ночью сладострастный соблазн.

[1/13 июля.] Медлил встать — в 8. Выспался, убрался. Пошел с Алек[сандром] Берсом ходить. Он жалок. Беседа с сестрами Кашевскими о невозможности делать добро деньгами. Пошел на покос — трясли, копнили. Я сильно работал и легко. Пришел, поел и до вечера. Пришли с чаем. Вышло неловко, от кучи разряженных детей. Разговор с женой о помощи бедным. Нехорошо, как всегда. Без работы в этой суете еды и игры мне просто скучно — без осуждения и желания выказаться. Просто ясно, что выдти из этого ничего, кроме тоски и расслабления всякого рода, выдти не может. Орлов как прав, и как глубока его мысль та, к[оторую] он придает Флоберу.

[2/14 июля.] Встал в 8-м. Была гроза. Я убрался и не пошел до завтрака. Ходил купаться.

— Вчера слышал горячий разговор наверху. Это меня обсуживали с Ал[ександром] Берс. Чтобы они об себе судили! Это только ухудшает их непонимание. После завтрака пошел и работал до 8 часов, копнили. Мне всегда с мужиками стыдно и робко. И я люблю это чувство. Вечером всё то же дома. Винт, потом приехал бр[ат] Сергей. Я ушел спать. (Всё это было в середу.)

Начал есть бульон, вспомнил о Федоте.

[3/15 июля.] Встал в 6. Они уже по 4 ряда прошли. Я косил с страшным напряжением. Маша принесла кофе и ушла. Рано пошел обедать. Заснул. Соня всё привередничает и говорит о себе. Это ужасное ее мученье.

Пошел на покос. Косили и копнили, и опять косили. Очень устал. «Тимофей, голубчик, загони мою корову: у меня ребенок». Он — пустой, недобрый малый — уморился, и все-таки бежит. Вот условия нравственные. «Анютка, беги, милая, загони овец». И 7-летняя девчонка летит босиком по скошенной траве. Вот условия. «Мальчик, принеси кружку напиться». Летит 5-летний и в минуту приносит. И понял, и сделал. Пришел страшно измученный. Маша принесла мне бульон и снесла Федоту. Вчера с Сашей говорили обо мне, нынче с братом.