— Лёша, что с тобой?
Я увернулся от протянутых рук, и на четвереньках куда-то ползу. Светящиеся точки перед глазами. Я оказываюсь прямо перед окном. Я полз не в ту сторону. Я взвыл и стал биться лбом о стекло. Чьи-то неожиданно сильные руки оттаскивают меня. Я вырываюсь и ползу по коридору, подальше от страшного окна.
Постепенно мир перестаёт кружить меня, пелена уходит из глаз, а мозги очищаются от тумана. Я обнаруживаю себя на полу рядом с кухней. Рядом сидит Таня. Она с таким комичным ужасом смотрит на меня, что я бы рассмеялся, если бы во мне оставалась хоть капля юмора. Я убрал её руку со своего лба и медленно поднялся.
— Со мной всё в порядке, — голос севший, словно я пил последние три дня. — Просто мне надо отдохнуть, немного переутомился, нервы, всё такое.
Я очень хочу в это верить, но понимаю, что это неправда.
В следующие полчаса я отмокаю под очень горячим душем, который с трудом изгнал, колотившую меня дрожь.
Пока прибыл доктор, я уже немного успокоился и сидел в кресле закутанный в плед.
— Здравствуйте, Андрей Степанович, — приветствую нашего семейного врача. — Хотите водки?
Сам я, к тому времени, оприходовал полбутылки и не собирался останавливаться на достигнутом. Зато не дрожал и не бился в истерике. Но для того, чтобы снова почувствовать себя человеком мне требовалась совсем не водка.
— Нет, спасибо, Лёша, — добродушно говорит доктор.
Он основательно располагается в кресле напротив.
— Лучше расскажите, что у вас произошло.
Таня стоит в дверном проёме, скрестив руки на груди и облокотившись о косяк. Лицо бледное, словно это она, а не я, корчилась в судорогах у окна.
— Я больше не могу летать, вот что происходит, — хочется выкрикнуть мне, но вместо этого, я начинаю устало пересказывать события вчерашнего дня и как они повлияли на день сегодняшний.
Доктор спокойно слушает, постукивая друг о друга расставленными пальцами. Эту привычку я помню за ним с детства. Я всё рассказывал и продолжалось это бесконечно долго. Я не знаю, зачем нужны эти разговоры. Диагноз мне уже известен, как и любому жителю Пространства. Но большинство предпочитают не думать о нём. Вообще не упоминать, словно его нет в природе. Но я хранитель и навидался всякого. Этот диагноз так же неумолим как судьба.
Следовало догадаться ещё вчера. Игорь ведь меня предупреждал, но я не обратил внимание на его слова. Страх упасть по дороге домой, сны о падении, навязчивый образ бездны — это должно было насторожить меня, но я не хотел понимать.
