Смертник вцепился в прутья клетки, с исступлённым вниманием наблюдает за моей экипировкой. На что он надеется? Что у меня вдруг что-то сломается и казнь отменят? Нужно им не только рот заклеивать, но и глаза. Они тоже без надобности в бездне. Слишком он пытается поймать мой взгляд. Мне это совсем не нужно и я не смотрю в его сторону.
Когда все готовы, ворота ангара распахиваются, и я первым ныряю в пространство. Крылья тряхнуло, но тут же мягко понесли меня в потоке. Я вписываюсь в движение и по спирали ухожу вниз. По бокам, но чуть позади, летят Второй и Седьмой. За нами все официальные лица. Герман Максимович и унылый адвокат, расстроенный, что не смог спасти клиента. Ему не стоит винить себя. Дело слишком простое, и очевидное до боли. Родственники с обеих сторон остались на Базе под присмотром персонала. Мудрое правило, потому что в прошлом прецедентов хватало.
Кажется, что полёт продолжается бесконечно. Обычное удовольствие, которое я испытываю от парения уступает место горячему желанию как можно быстрее покончить с неприятной процедурой. Очень хочется домой, к жене и сыну. Я нервно поглядываю на часы, но стрелки словно остановились.
Жаль, что церемония казни запрещает полёт с включёнными двигателями. В некотором роде, наш полёт — траурная церемония, проводы в последний путь. На похоронах из уважения к покойному и пущей торжественности следует только планировать, неторопливо и достойно. Старая традиция, доставшаяся от предков, когда ещё летали на допотопных дельтапланах и не было моторов. Казнь приравнивается к похоронам, разве что за последнюю черту предстоит отправиться живому человеку. Точнее, по воле народа Свободного Пространства, отправить его в бездну предстоит мне.
Не мне оспаривать решение суда, к тому же вполне справедливое. Закон есть закон. И этот парень знал на что шёл, когда пытался скрыться. Я чувствую себя гораздо увереннее. Ведь не я приговорил его к смерти, а он сам себя с помощью присяжных, представляющих наше общество и судьи, олицетворяющего закон.
Летуны, завидев нашу процессию, торопливо уступают дорогу. Приговорённых специально везут в клетке, чтобы все видели. Исключительно в воспитательных целях. Но я чувствую досаду. Завтра всё пространство будет трепаться о происшедшем и неизбежно всплывёт моё имя. А мне такая известность даром не нужна. Надо будет самому всё рассказать семье, пока это не сделали доброжелатели. Сохранить казнь в тайне нет никакой возможности. Никому не нужно объяснять назначение ящика, за металлическими прутьями которого сидит скованный человек.
