— Они их сжигают! — в ужасе прошептала Лиа.
Я с интересом посмотрел на неё. Голубые глаза широко открыты, и я вижу в них отсветы залившего площадь костра.
— А что они с ними нянчиться должны! — зло прошипел старина Аб. — Так этим ублюдкам и надо.
Я хмыкнул.
— Красиво горят, — согласился я, — но не все из них уроды. Среди них пытаются вырваться остатки выживших. Видимо выползли из своих укрытий, когда открылась дверь.
— Что!
Я так и не понял, чьё было восклицание. На меня таращились три пары глаз.
Я указал пальцем на площадь.
— Они не так горят.
— Но ведь они не знают, — запинаясь, сказал Старина Аб. — Надо им сказать, надо их предупредить.
Лиакея попыталась вскочить.
— Горгон, мы должны…
— Нет, — зашипел я, кидаясь на Лиакею и прижимая к земле. Она извивалась пытаясь вырваться. Я зажал ей рукой рот и вдавил в землю. — Нет.
Агдам тоже пытался подняться. К счастью, как всегда до него поздно дошло, и он делал это медленно.
— Агдам лежать, — цыкнул я, и тот послушно рухнул обратно.
Аб бежал к группе заграждения и орал:
— Подождите, там есть живые люди, вы не должны…
Один из огнемётчиков обернулся и, через мгновение, одним факелом стало больше.
Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать, как кричит Аб, когда огонь охватил его и стал пожирать смуглую кожу. К нему подскочили двое техников, сбили с ног и прижали баграми к земле.
Когда крики стихли, я отпустил Лиакею. Она сдавленно рыдала, размазывая по лицу слёзы, смешанные с грязью, в которую я её так щедро окунул. Я принялся вытирать её лицо рукавом.
— Но почему, почему, разве они не видели, что он живой.
Я растерянно молчал, а затем вспомнил прошлый прорыв и фразу, которую нам бросил молодой офицер, когда мы пытались вырваться из ловушки. Сейчас я повторил её Лиакее.
— Безумие не должно вырваться в город.
Сырость стала просачиваться сквозь куртку, а мне представлялся мой враг и конкурент Старина Аб. Он улыбался нагловатой белозубой улыбкой. Я вздохнул. Вот уж кому не было холодно.
— Уходим отсюда.
Возражений не последовало.
Под прикрытием кустарника мы осторожно выползли на одну из аллей, где нас никто не мог увидеть.
Лиакея стояла передо мной и дрожала. Я сам вздрогнул, когда представил, сколько времени она пробыла на холоде в тонкой кофточке. Я снял куртку, и Лиа с благодарностью приняла её.
Мы медленно побрели в город. Люди провожали нас глазами. Мы представляли собой живописное зрелище. Я поднял воротник пиджака, чтобы хоть немного скрыть синяки на шее. К сожалению, рану на лбу, запёкшуюся кровь в волосах и разорванную брючину девать мне было некуда. Как, впрочем, и окровавленную куртку Агдама и бедственный вид Лиакеи.
