Последнее прикосновение | страница 17
Я поскреб щетину.
— Ладно, замяли. Подождем до конца недели, пока с ребрами получше станет, и двигаем отсюда. Здесь нет будущего. Как договаривались, рванем в деревню. Там больше шансов выжить.
— Нужна машина.
Я закурил и подошел к окну. За эти дни у меня вошло в привычку смотреть на улицу. Хотя не знаю, что я надеялся или боялся там увидеть.
— Придумаем что-нибудь. Я плохо вожу, но не думаю, что будут пробки на дорогах. Как-нибудь проедем.
На следующее утро я начал поиски подходящего транспорта. Снег давно не убирали, и проехать мог не каждый конь, пусть даже железный.
Но для начала я направился в кухню и сделал обрезание ружью. Зажал в тиски, чтоб не дергался, и приступил к операции. Жаль, что не было чертежей и инструкции по изготовлению обрезов. Пришлось экспериментировать. Со стволом пришлось повозиться. У меня нет большого опыта работы с ножовкой по металлу, и я боялся, что не смогу пилить ровно. Однако обошлось. С прикладом проще. Примерил по ладони и отрезал лишнее. Жена в это время пришивала короткий кожаный ремешок к подкладке куртки. С оружием под одеждой, я почувствовал себя немного уверенней, хотя не был уверен, что смогу использовать его по назначению.
Город словно вымер. Выжившие забились в норы и не желали выползать. Наверное, не просыхают. А может, решают, как им жить дальше и стоит ли жить вообще. А что у меня?
Против — снег, зима, пустой город, человек с пистолетом, отсутствие тепла, света, газа и воды, отсутствие возможности, но не желания коснуться собственной жены и чьей-либо жены тоже.
За — Аня в пальто под одеялом, со сломанными ребрами, полная свобода и лет 30–40 кое-какой, но жизни.
Я выдохнул морозный воздух.
Хочешь, не хочешь, а дыхание не спрашивает, быть ему или не быть, сердце молча качает кровь и не философствует, а печень никто не спрашивает, любит ли она водку.
Действуй, а думать будешь в старости. Когда придет время писать мемуары.
И в мемуарах этот момент будет описан так: ”и при виде мертвого города моё сердце наполнилось скорбью и ужасом, печалью по ушедшим и страхом перед будущим”.
На самом деле, ужас я испытал только в первые минуты, когда переступил порог подъезда и вышел на улицу. Тёмные здания давят, когда в окнах не горит свет, их медленно заносит снегом и кажется, что находишься на заброшенном кладбище. Но это продолжалось недолго. Вскоре я привык к зрелищу мёртвых домов и отсутствию человеческих следов на снежном поле, в которое превратились улицы. И, как ни странно, вместо печали и страха на меня снизошла экзальтация.