Но с Кузьминичной легко было переводить разговор на другую тему.
— Сегодня пенсию принесут, — сообщила Михайловна, и Кузьминична враз забыла обо всем:
— Пенсию?..
— Да!
Но Кузьминична не могла сообразить, что в этом особенно радостного для них.
— Ну, пенсию, деньги — не помнишь, зачем нам? — Михайловна даже рассердилась. — Вот полоумная, хоть бы про цель нашу помнила!
— Сама такая!
— Куда поссать идти забывает — а туда же: отвечает!
— А кто Ваське третьего дня вместо трех литров молока двухлитровую банку всучил, а?!
Михайловна обалдела — этого Кузьминична помнить не могла! Однако ж.
— А ты ему сослепу на той неделе больше денег дала, чем следовало!
— А ты всегда его обсчитываешь. Ты людей ненавидишь!
— А ты с молодости — сучка бессердечная! У бабы, потерявшей ребенка, мужика увела!
Кузьминична от последнего аргумента сникла.
— Михайловна, я больше не буду… — совсем потерялась она, хлюпая носом, хныча и жалея себя.
— Чего не будешь–то? — успокаивая, похлопала ее по плечу Михайловна.
— Прости меня, дуру старую, шо ругань завела, а? Совсем с головой худо… — Кузьминична поймала руку Михайловны и прижалась к ней щекой. — А пошто мы разлаялись–то, Михайловна?
Та виновато отвела глаза:
— Да я сама хороша… Пенсия сегодня, говорю; скоро пенсию пойдем получать.
— Пенсия — помню, помню, как не помнить! Я все помню.
Но про их цель она не помнила.
Федька Панасенок стоял во дворе, крепко опершись о черен вил и разглядывая хозяйство: сараи, гараж с «Жигулями», скотный двор, кучу делового горбыля у стены, трактор, Пирата на цепи. Он смотрел и не видел свое добро. Точнее, видел, но не это. Крепкий, не старый еще мужик, он был из тех, кто чувствовал себя хозяином не только своих коров и сараев, но и полей, лесов, рек — всей земли лишь потому, что родился на ней, с детства работал на нее, поливал своим потом, и если уж не оспаривать существование небесного града, куда мы все однажды вернемся, то Федька был уверен, что и там ему давно припасено не самое худшее местечко.
Фермером Панасенка можно было назвать только с большой натяжкой. Когда развалился зверосовхоз, в стране началось время кооперативов и семейных подрядов, а потом и фермерства, он взял в аренду у леспромхоза, которому передали имущество почившего в бозе норкового хозяйства, трактор да землю. Но то ли Федька оказался никудышным хозяином, то ли государство подставило фермеров по полной программе, но так до сих пор и жил он, перебиваясь с хлеба на воду и еле сводя концы с концами. Пяток коров, десять гектаров, старенький трактор да такие же старенькие «Жигули» — вот и все богатство.
