— Андрей Иванович, соберите совет, немедленно! — прошу Остермана и, сорвав с
шеи ключик, висевший тм на веревочке, протягиваю его Христине и указываю на
сейф. — Шкатулка на верхней полке. Особые отделения открыть не раньше, чем
указанно.
Скрипнула дверца сейфа, еще одного моего нововведения и Христина достала
шкатулку с пятью одинаковыми пронумерованными конвертами. Внутри каждого —
один-единственный листочек бумаги. Завещание.
Я перебрал конверты. Два — Елизавета, три — Анна Иоанновна, четыре её сестра
Екатерина, мать Христины, пять сама Христина, шесть Прасковья, еще одна сестра
Анны Иоанновны. Конверта с номером один, в котором было завещание на имя
Наташи, давно нет. Ну почему, почему от нас уходят лучшие?!
У кого из этой пятерки хватит сил достойно нести царскую ношу?! У кого?!
Елизавета слишком ветрена и нет у неё особых талантов, Христина мала, про Анну
Иоанновну я в свое время читал слишком много плохого… Но во многое из этого
уже не верю. Екатерина? Прасковья?
Мысли путаются, все в каком-то тумане, полубреду, иногда проваливаюсь в
забытье. Сколько прошло времени? Час? Два? День? Передо мной сидят верховники,
Андрей Иванович держит меня за руку, рядом плачет Христина, Лизаветы нет,
испугалась болезни… Наконец ненадолго становится лучше. Достаю из шкатулки
один конверт и вручаю его Остерману, остальное протягиваю Христине.
— Сожги! Немедленно! Чтоб не осталось и пепла.
Остерман вскрывает конверт и осматривает его содержимое. Тень удивления
проскальзывает на лице барона. Одобрительно кивает и передает бумагу
остальным. Вижу в уголках его глаз слезы.
— Сожгла? — Христина кивает. — Теперь оставьте меня, все. Не хочу, чтобы
кто-то заразился.
Отворачиваюсь. Верховники уходят. Интересно, они попробуют ограничить
императорскую власть или нет? Могут. Безумству храбрых поем мы песню. Или
славу? Ничего, чтобы они не придумали, Анна Иоанновна их согнет в бараний рог,
она сильная женщина, такая сейчас и нужна…
Лихорадит, иногда теряю сознание, иногда прихожу в себя… Брежу… Рядом
врачи, Остерман, Христина. Не уходят, ждут. Были священники… Сколько я
валяюсь так? Тело отчаянно борется с болезнью. Так хочется жить, сколько у
меня планов, столько затей! Неужели все эти мысли, грандиозные планы уйдут,
умрут вместе со мной?
На мгновение становится легче, но только на мгновение. Вспоминаю о том, что
должен был сказать, но не сказал. Хватаю Остермана за рукав, шепчу ему:
— Выдай Лизавету замуж, за границу…. За границу, как можно быстрее!… Иначе
она сядет на трон… Не сейчас, потом… Потом, в… сорок первом. Не когда
Гитлер напал, а раньше… в семьсот сорок первом… Ну, в восемнадцатом веке,
понимаешь?.. Младенца в тюрьму, а то и табакеркой… сама на трон… На штыках
сядет… будет всю жизнь бояться, не спать ночами, менять комнаты… Комнаты
надо поменять, плохой дворец, тесный… все тут тесно, медленно, ни интернета,
ни телевидения…
