— Вы так только говорите, — угрюмо сказал Жак.
— Именно так, Жак. Я говорю и думаю так.
— Тогда почему же вы дуетесь на меня? Вы имеете что-нибудь против меня?
— Ничего я против вас не имею. Я даже считаю, что вы очень милый. Но сейчас я занята. Вот и все.
— Это правда, что вы находите меня милым?
— Конечно.
— Я тоже нахожу вас очень милой, — продолжил он глухим голосом. — Милой и очень красивой!
Сидя неподвижно на стуле, Элизабет с удивлением смотрела на этого аккуратно причесанного юношу с голубыми умоляющими глазами, покрасневшим носом, облупившимся от загара. Он сделал шаг вперед — пол скрипел под его большими ботинками.
— Элизабет, — произнес он.
— Что?
Вместо ответа он наклонился над ней и неловко поцеловал в шею.
Она вскочила:
— Что это с вами?
Он уже схватил ее в свои объятия. Она почувствовала на своих губах его горячие губы, вздрогнула от отвращения и высвободилась. Воспоминание о Кристиане обожгло ее как молния. Она взмахнула рукой. Звон пощечины удивил ее саму. Жак стоял перед ней смертельно бледный от сдерживаемого гнева и обиды, с открытым ртом, выпучив голубые глаза. «Я ударила по щеке клиента!» — в ужасе подумала Элизабет. Сердце так и стучало в ее груди. Правая ладонь горела.
— Вот это да! — криво усмехнувшись, наконец сказал Жак, и снова набросился на нее. Фрикетта лаяла, подпрыгивая, хватала за брюки непрошенного гостя. Схваченная за талию, Элизабет качнула головой и угрожающе прошептала:
— Жак, если вы немедленно не отпустите меня, то клянусь вам, я буду кричать.
Он отпустил ее, пытаясь удержать на лице улыбку.
— Не надо кричать! Я понял… Я отваливаю!
В его глазах полыхала ненависть.
— Да, уходите, пожалуйста, — сказала Элизабет.
Он вышел не спеша, вразвалочку, как бы бросая девушке вызов царственной непринужденностью своего отступления.
Этот инцидент очень огорчил Элизабет. Она надеялась, что после приступа злости Жак успокоится и снова станет Для нее товарищем. Но за обедом он ни разу не взглянул в ее сторону. Она видела его в профиль. Затылок его был напряжен, он мало ел и много пил.
После десерта, когда клиенты пошли в холл, он демонстративно уединился и стал читать «Пти Дофинуа». Впрочем, у большинства мужчин в этот вечер была в руках газета. Во всех компаниях разговор шел на одну и ту же тему: мошенник международного класса по имени Ставицкий недавно покончил жизнь самоубийством на вилле в Шамони. Все пансионеры были согласны в том, что политическая поддержка, которой пользовался этот тип для своих махинаций, говорила о том, что власть прогнила. Произносились одни и те же имена: Гара, Тиссье, Далимье… Но по мнению господина Греви, это были мелкие сошки. Он задавался вопросом, хватит ли у правительства смелости разоблачить настоящих виновников. Элизабет, которую это дело не интересовало, была удивлена, услышав голос своего отца, обычно такого сдержанного, который с жаром вмешался в спор:
