— Биль, это я, Гарри.
— Да? Пора, пора вернуться. Где ты сейчас?
Я объяснил, что только что сошел с парохода и только что демобилизовался.
— Ну так приезжай ко мне.
Я спросил, не лучше ли будет, если он сам приедет ко мне и переночует в моем номере. Мне бы хотелось о многом переговорить, добавил я, и он приехал.
Биль появился примерно часов в девять вечера. Мне не терпелось узнать, остался ли он все тем же Билем, каким сохранился в моей памяти. Когда он вошел в комнату, я с беспокойством подумал, что прежним отношениям между нами, как видно, не бывать — он выглядел таким же чистеньким и процветающим, как все те, кого я видел на улицах. Некоторое время мы оба проявляли сдержанность, но вскоре я убедился, что он рад видеть меня.
— Ну, так что ты тут сидишь? — спросил Биль. — В первый вечер после возвращения! Пойдем взглянем на город.
— Забавно, но я пока ничего не хочу видеть.
Биль, видимо, понимал мое состояние. Он сел, закурил сигарету, и через минуту все стало просто. Вначале он рассказал мне новости о наших общих знакомых, затем мы заказали кое что выпить.
— Ко всем чертям армию! — заявил Биль. — Ко всем чертям Уэст-Пойнт!
Биль то и дело заставлял меня смеяться — он знал кучу анекдотов о генералах, о Париже, о Христианской ассоциации молодежи.
— И вот тут-то, — время от времени добавлял он, — я страшно жалел, что не было тебя. Уж ты бы сделал, что нужно!
— Да перестань ты, Биль! — отвечал я в таких случаях, как и прежде.
— Значит, тебя зачислили в дивизию «Полумесяц»?
— Да. Хорошая дивизия.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что все офицеры и солдаты этой дивизии были парни хоть куда?
— Вот именно. Только надо было узнать их как следует.
Биль начал смеяться.
— Готов поспорить, что ты приобрел немало дурных привычек, — сказал он. — Продолжай в том же духе и расскажи, как ты выиграл войну.
— Давай не будем об этом.
— Дело твое. Все же странно ведут себя некоторые бывшие фронтовики. Ну да ничего, через недельку-другую все пройдет.
Я позвал Биля, собираясь поговорить с ним по душам, но когда настало время для такого разговора, почувствовал какую-то скованность.
— Может быть, и пройдет, — ответил я. — Но как это происходит, Биль, — понятия не имею. Мне кажется, я не хочу возвращаться домой.
Многие резко отзывались о Биле Кинге, утверждая, в частности, что это черствый, эгоистичный человек, заботящийся только о себе. Я же могу сказать, что в тот вечер он был очень добр ко мне.
— Возможно, ты не поймешь, — продолжал я, — но у меня такое ощущение, будто меня уже ничего не связывает с домом.
