— Я знаю одну игру, — сказала однажды Сильвия. — Я видела, как в нее играли на пикнике. Если ты пойдешь за скалы, я покажу ее тебе. Это секретная игра.
— Но зачем нам идти за скалы?
— Я же говорю — это секретная игра. И потом, во время игры приходится часто плеваться.
Мы застенчиво посмотрели друг на друга. Поблизости не было ни души; нас окружала высокая трава, и слышалось лишь стрекотание цикад.
— Игра совсем простая, — продолжала Сильвия. — Вот смотри. Ты берешь травинку и завязываешь на ней узелок… — Мы опустились на колени за огромным булыжником, и Сильвия взглянула на меня. — Ни с кем другим, кроме тебя, я не стала бы играть в такую игру, — заметила она.
Я помню стрекотание цикад. До этого дня я и не представлял себе, что Сильвия такая хорошенькая. Теперь я понял, почему в такую игру нельзя играть на виду у всех.
— Давай сыграем еще раз, — предложил я.
— Давай. Мы сыграем трижды и в дальнейшем будем играть ежедневно по три раза после ужина, но ты никому не должен рассказывать.
— Хорошо. Не буду.
«Дети! — все еще слышится мне голос матери. — Чем вы занимаетесь там, за камнями? Возвращайтесь-ка лучше домой».
Я так никогда и не понял, почему потом, в разговоре с матерью, чувствовал себя таким униженным. Ничего особенного мать не сказала мне.
— Вечерами, после ужина, за камнями становится холодно, — заметила она. — Сильвия, тебя искала Мери. Гарри, ты пойдешь со мной и поможешь мне нарвать настурций. Тут просто очаровательно, когда садится солнце, не правда ли?
— Да.
— Ты становишься большим мальчиком.
Я молчал, глядя, как Сильвия бежит к дому.
— Надеюсь, ты всегда деликатен с девочками? — продолжала мать. — Девочки — слабые существа, не то что мальчики, а Сильвия к тому же твоя двоюродная сестра. Ты постоянно должен быть деликатен с Сильвией.
— Да, мама.
Я уставился в землю, чувствуя, что мать наблюдает за мной; ни за что на свете я не мог бы в ту минуту взглянуть на нее. Все, что мне хотелось, это умереть.
— Лучше не оставаться с девочками наедине, Гарри. Ты обещаешь мне не оставаться наедине с Сильвией?
— Хорошо.
— Гарри, почему ты такой сердитый?
— Оставьте меня в покое! — крикнул я. — Оставьте меня в покое!
— Гарри, ты вынуждаешь меня обратиться к отцу.
— Оставьте меня в покое! — снова крикнул я. — Только оставьте меня в покое!
Я повернулся и убежал.
Не знаю, обращалась ли она к отцу, но это был самый интимный из всех разговоров о взаимоотношениях полов, которые когда-либо вели со мной родители.
