— Это я ей сказала.
— Ты? Ну что ж, если, по-твоему, такие забавы можно отнести к области интимных отношений, — пожалуйста. После этого мы с Сильвией не разговаривали много лет.
— О боже, ну и жизнь! А вообще-то ты когда-нибудь пробовал говорить с Сильвией о… ну, сам понимаешь.
— Что ты! Конечно нет. Почему я должен был говорить с Сильвией?
— Бог ты мой! А теперь скажи, разве ты не видишь, что с тобой проделали отвратительную штуку — заставили почувствовать себя виновным только потому, что ты захотел пожевать какую-то там травинку?
— Ничего со мной не проделали, — ответил я и неожиданно задал вопрос, на который никогда бы не решился, если бы не выпил столько коктейлей: — А как у тебя? Когда ты потеряла невинность?
Мери порывисто обняла меня одной рукой и положила голову мне на плечо. Я был удивлен, потому что знал, как сдержанна сестра. Плечи ее твидового жакета вздрагивали, и вначале я подумал, что она смеется.
— Мери, да ты пьяна! — воскликнул я.
— Знаю, что пьяна, да не в этом дело. До войны я ничего, ровным счетом ничего не понимала. Мне исполнилось уже восемнадцать лет, а я все еще думала, что дети появляются от того, что женщина потрет свое обручальное кольцо.
— Преувеличиваешь!
— Ни капельки! Клянусь богом, ни капельки. И ты и я были милыми, благовоспитанными детьми, и все относились к нам с трогательным вниманием. Наши родители оставили нас в жизни сущими младенцами. К дьяволу родителей, к дьяволу!
Мне следовало бы знать, что сестра не умеет пить.
— Давай прекратим этот разговор, Мери. В вопросах пола нет ничего сложного, если смотреть на них просто и естественно.
— Просто и естественно! — Мери чуть не задохнулась от возмущения. — Кто же это разрешал нам смотреть на них просто и естественно?
Внизу хлопнула дверь; Мери выпрямилась и откинула назад волосы.
— Джим пришел, — заметила она. — Где же эта проклятая газета и какое сегодня число, Гарри?
— А когда Джим потерял невинность? — спросил я.
— Ах, да заткнись ты! Джим начинает сердиться, когда слышит такие разговоры. Замолчи, пожалуйста, Гарри.
Тяжело ступая, вошел мой зять. Он был несколько полноват; на часовой цепочке у него ярко блестел брелок в виде динозавра.
— Куда это ты запропал? — поинтересовался Джим. — Как Кэй?
— Отлично, — ответил я.
— Нам надо как-нибудь собраться, — продолжал Джим, — поболтать о прежних временах, о Норт-Харборе.
— Непременно, — согласился я. — Нам надо непременно собраться.
Я отчетливо припоминаю прошлое, хотя в течение многих лет не раз пытался заставить себя забыть о нем. Сильвия была гораздо симпатичнее Мери — нежнее, красивее и не подвержена, как сестра, приступам дурного настроения. Белое платье, которое она всегда надевала после ужина, было аккуратнее и пышнее, чем у Мери; у нее были очень мягкие золотистые волосы, заплетенные в две косы, и кроткие голубые глаза. Впервые я почувствовал к ней влечение, когда обнаружил, что она не боится ловить крабов на пирсе и не визжит по всякому поводу, как Мери. Мы подружились в тот день, когда Мери на что-то дулась и не выходила из своей комнаты; впоследствии мы часто гуляли с Сильвией, и я пытался научить ее бросать в воду камешки так, чтобы они отскакивали от поверхности.
