«Хорошо было сыграно, Пулэм, — слышу я его голос. — Не поддавайся! Никогда не поддавайся!»
Каждую осень в памяти у меня начинают всплывать лица одноклассников, приходят на ум их имена, их клички, их физические особенности. У нас был хороший класс. Из него вышли банкир и сенатор штата, два врача и ученый, пьяница и целая куча маклеров и адвокатов. Один был убит на реке Мёз во время наступления в Аргоннах, другой погиб при автомобильной катастрофе, третий умер от паралича сердца; пятеро развелись с женами, двое разорились… А в общем, все получилось не так уж плохо. Мне хотелось бы снова оказаться в школе. Я часто говорю это себе перед тем, как лечь спать. Мне хочется снова оказаться в школе, где кто-нибудь, вроде Шкипера, учил бы меня уму-разуму, разъясняя что плохо и что хорошо. В школе вы всегда и на все могли найти единственно правильный ответ. Что бы ни происходило в мире, школа всегда подсказывала вам, как надо поступать. Мне так хотелось бы вернуться в школу…
7. Не стоит говорить об этом
Меня очень удивило признание сестры Мери, что она меня терпеть не могла в те дни, когда я приезжал на каникулы домой. Разговор произошел около года назад, когда я зашел к ней подписать один документ. Была вторая половина субботы, Мери только что вернулась с прогулки верхом и еще не успела снять жакет из твида, сапоги и бриджи. Ее мужа, Джима, дома не было, и Мери спросила, не хочу ли я выпить коктейль. Мы выпили по нескольку бокалов — видимо, значительно больше, чем следовало. Я пил потому, что, как мне казалось в тот день, кроме коктейля, у нас с Мери не было ничего общего, мы пошли в жизни разными путями. Однако каждый из нас хотел казаться милым.
— Дерни еще стаканчик, — предложила Мери. — Совсем обалдеешь от удовольствия.
Я с интересом подумал, что сказала бы наша покойная мать, послушав мою сестрицу. Мери взяла меня под руку и усадила на кушетку.
— Тебе идет, когда ты становишься развязнее. Выпей-ка еще, и залпом. — И тут без всякой видимой причины, если не считать джина и вермута, мы заговорили о прошлом, словно по-прежнему, как и в былые времена, виделись изо дня в день. Именно тогда Мери и сказала, что ненавидела — меня, когда я приезжал из школы домой.
— Откровенно говоря, я была плохо приспособленным к жизни ребенком, — заметила Мери. — Поэтому-то каждая мелочь и доводила меня до припадков со слезами и визгом.
— А ты и сейчас плохо приспособлена к жизни.
— О нашем отце ничего плохого не скажешь, — продолжала Мери, — но вот с матерью я никак не могла поладить. А нашего старика я не виню, нет…
