— Есть, — соглашается Храпаль, — но в общем-то мало. Да вы, Нина Владимировна, не расстраивайтесь. Не стоит, ей-богу! Это я так — сдуру болтаю…
— Хорошенькое дело — не расстраивайтесь! Вы меня просто убили этими вашими рассуждениями. Никогда не поверю, чтобы на пьяную голову легче работалось. Это, вы меня извините, распущенность и больше ничего!
— Распущенность?.. — огорчается Храпаль. — Может, и так… Может, это вы правильно заметили. Иной раз, бывает, такое натворишь… Черт знает что натворишь! Самому после не верится. Но с тем случаем все обошлось…
— Каким случаем? Что обошлось?
— Да когда мы с Павлом на кладбище стрелялись…
— Что?! — Мама приподымается, потом опять садится и откидывается на стуле. — Вы хотите сказать… Как это — стрелялись?
— А на спор. Кто метче выстрелит.
— Не понимаю.
— Ну… Шли через кладбище и поспорили. У них, у немцев, памятники все такие основательные, тяжелые. Спрячешься, и не видать. Договорились, что каждый по три выстрела сделает. А тут патруль как раз проходил — услышали. Так что, выходит, забрали нас…
— Вы хотите сказать, что стреляли друг в друга?
— Исключительно друг в друга, — отвечает Храпаль. — Но не попали. Очень пьяные были.
— Петр Васильевич, знаете, — говорит мама, — если вы меня разыгрываете, то, должна вам сказать, это совершенно не смешно. Вы взрослый интеллигентный человек. Доцент университета. А это какие-то гусарские выходки. Стыдно слушать!
— Да, — соглашается Храпаль. — Вы правы, конечно. Оглупели мы там, в Германии этой. Это верно… Там все как-то иначе смотрится. Вот и вышла дурацкая история… Три месяца после мурыжили. Хорошо, генерал-лейтенант заступился. А то могло бы черт знает чем кончиться.
— Я вообще не понимаю, для чего вы мне это рассказываете, — говорит мама.
— Так вы ж, Нина Владимировна, сами спросили.
— По-моему, вы там просто посходили с ума. Я теперь ни одного дня не буду спокойна. Я себе такого даже вообразить не могла. Нет, мне от всех этих признаний плохо сделалось. — Мама берет в руки газету и принимается обмахиваться ею. — Одно дело, если убьют на фронте. Это еще как-то можно понять. Но стреляться на кладбище!.. После окончания войны! Это в голове не укладывается. Это… Я не знаю… Нет слов… Безумие! Безобразие! Я бы на месте вашего генерала не то что заступаться, я бы вас обоих в тюрьму засадила! Да. Чтобы в другой раз неповадно было.
— Да что вы, Нина Владимировна! Вы уж прямо из мухи слона делаете.
— Ничего себе муха! Не муха, а непростительное идиотское легкомыслие! И от вас я, Петр Васильевич, этого никак не ожидала. Уважаемый человек, ученый, отец семейства! Превращаете себя в посмешище!..
