— Это не пакость! — не сдается бабушка. — Это память о покойном муже.
— Помни его так!
Мама открывает другой сундук. Здесь лежат железное блюдечко, зеленая стеклянная ваза для цветов, сломанный веер, веночек из пожелтелых бумажных роз и фиолетовая шелковая плиссированная юбка, от ветхости распавшаяся на ленты.
— Стоило везти в такую даль… — Мама поджимает губы.
Бабушка защищает юбку:
— Я за нее в пятом году тры рубля золотом отдала!
— Ну пойди возьми свои «тры» рубля обратно!
— Можно сделать абажур!
— Ну конечно!.. Подтереться, извините за выражение, и то нечем.
Бабушка плачет.
— У меня было много! Я Сашке снесла, когда большевики дом отняли…
— Какой дом? Какие большевики? Дом ты проиграла в карты еще до революции! Ты думаешь, я не помню, как отец на тебя орал?
— Да, орал, — соглашается бабушка. — Но вещи я снесла к Сашке. А Маруська после обокрала. А вазочку Сашка подменил. Разве моя была такая!..
— Убери всю эту дрянь, чтобы я ее не видела! — Мама пинает ногой бабушкину плиссированную юбку. — Выкини в мусоропровод, вынеси во двор, делай что хочешь, но чтобы у меня в комнате этой мерзости не было!
Бабушка подымает юбку, отряхивает, аккуратно складывает и прячет обратно в сундук.
— Ты что, не поняла, что я сказала?
— Я поняла, Нина, поняла! — плачет бабушка. — Я все поняла: ты из-за вещей меня выписала. Тебе мать не нужна! Ты думала, я тебе золото привезу…
— Не говори глупостей!
— Нет, это не глупости! Я все вижу. Ты думала, у меня еще что-то осталось, да! А у меня ничего не осталось. Вот ты и бесишься. Я из Таганрога в чем стояла ушла. Чуть не сдохла… Чужие люди приютили… — Бабушка усаживается на свой сундук и всхлипывает. — Был бы жив Жорж, не пришлось бы у тебя кусок просить. Если хочешь знать, твой отец два года добивался моей руки… Петровчиков…
— Не желаю этого слушать! — перебивает ее мама. — Не желаю знать никакого Петровчикова! Если бы этот идиот — твой Жорж — не пошел служить к немцам…
— Он не пошел служить к немцам! Он пошел служить на почту! И приносил домой бумагу. Я клеила конверты. И кто мог знать, что немцы такие хамы? Мы думали, они культурные люди. Все говорили, они распустят колхозы. И я думала, они вернут дом…
— Дом ты проиграла в карты! Ты что, идиотка? Я прекрасно помню, какой скандал был, когда ты вернулась из Петербурга! Как отец на тебя орал! А может, и поколотил, не знаю…
— Он меня не колотил! Он в жизни меня не бил! Он был интеллигентный человек. И я была на тридцать лет его моложе… И ты, Нина, не говоры — никто об этом не знает, — что я проиграла дом в карты. Его после приобрел Яковенков, а Яковенкова расстреляли в двадцать втором…
