— Что ж ты сидишь? — говорит Елизавета Николаевна. — Ложись! Хочешь пойти к нам?
— Нет…
— Тогда тут ложись. Давай я тебя накрою.
Она подтыкает под меня со всех сторон одеяло, идет к двери, выключает свет и задевает ногой грелку. Из грелки с бульканьем выливается вода. Мне становится страшно, я вскакиваю и бегу к Луцким.
Прасковья Федоровна велит нам садиться за стол и дает каждому по вареному яйцу. Я еще никогда не ела яиц. Мама говорит, что невыгодно отоваривать карточки яйцами, гораздо выгоднее яичным порошком. А Елизавета Николаевна говорит, что лучше меньше, да настоящее, чем суррогаты эти проклятые.
— А у меня еще одно яйцо есть! — говорит Шурик. — Глядите!
— Бабушка! — тут же принимается хныкать Марина. — Бабушка, почему ему два? Тогда я тоже хочу два!
Шурик смеется и разжимает ладонь. Это не второе яйцо, это просто скорлупа от первого. Только он не разломал ее, как мы, а съел аккуратненько через дырочку.
— Видала, какой фокус! — Шурик радуется, что так здорово обманул Марину.
Я вдруг чувствую, до чего же мне хочется еще одно яйцо. И вообще, хочется есть… Ужасно хочется есть.
У Луцких в комнате есть встроенный в стену шкаф, а в нем — большое, во весь рост, зеркало.
— Гляди, видишь, как глаза моргают? — говорит Шурик.
— Как это — моргают? — спрашиваю я.
— Как? Хлоп-хлоп… Видишь?
— Да… А раньше они не моргали.
— Раньше тоже моргали! Просто ты не видела.
— Нет, не моргали! У тебя, может, моргали, а у меня нет!
— Моргали, моргали…
Зачем он показал мне это! Я не хочу! Теперь я все время чувствую, как у меня моргают глаза.
— Ты дурак! — говорю я.
— Сама дура!
— Мама пришла! Мама пришла! — кричат Шурик и Танечка, выскакивают в коридор и повисают на Елизавете Николаевне.
Каждый хочет повисеть на ней подольше.
— Ну, ну, задушили… — говорит Елизавета Николаевна. — Дайте хоть пальто снять…
— А что ты нам принесла?
Она вытаскивает из кармана кулечек с конфетами.
— Кому подушечку, а кому матрасик?
— Мне матрасик! Мне матрасик! — прыгает Шурик.
— И мне! — кричит Марина.
— А мне подушечку, — говорит Танечка.
— Мне тоже подушечку, — прошу я.
Я не такая глупенькая, как Танечка, я понимаю, что матрас больше, но я боюсь, что, если скажу «матрасик», мне вообще не дадут. Уж лучше подушечку…
Мы идем в больницу навещать маму. Елизавете Николаевне выдают белый халат и мне тоже. Халат на меня велик и волочится по земле.
— На, возьми бинтик, — говорит нянечка, — подвяжи.
Елизавета Николаевна подвязывает на мне халат и закатывает рукава. Мы заходим в палату. Тут много-много кроватей, и на каждой лежит женщина. Я смотрю, где же мама, но не вижу ее. Мы подходим к одной кровати. На ней лежит стриженная наголо женщина.
