Она и сюда притащила свои коробки и набивает кукол ватой.
Мы садимся у стены. Жужжит какая-то машина.
— Знаете, сейчас я, по крайней мере, спокойна, — говорит мама. — А то до эвакуации, вы помните? — женщины и дети в убежище, а мужчин заставляли лезть на крышу, сбрасывать зажигательные бомбы. Иноземцева тогда ранило, помните? Я каждый раз волновалась за Павла. Места себе не находила. Даже не из-за бомб, мне все казалось, что он оступится и свалится.
— Он хоть пишет? — спрашивает тетя Лера.
— Пишет, но понять ничего нельзя — ни где находится, ни каково положение на фронте. Мог бы хоть как-то намекнуть… Одни общие фразы.
— Хорошо, что пишет…
— Да, конечно.
Я прислоняюсь к стене и задремываю.
— Смотрите, спит, — говорит тетя Лера. — Попросите, чтобы там на столе потеснились.
— Не стоит, — говорит мама. — Только положишь, она тут же вскочит. Так, по крайней мере, сидит и хоть голову не дурит. Она в начале войны совсем крохотная была, и то никак невозможно было уложить.
— Скорей бы уже отбой… — вздыхают женщины. — Спать-то ничего не осталось.
— Они наш район любят, все надеются завод зацепить.
— К заводу не подступишься, там сплошные зенитки…
— А бомбы-то куда-никуда сбросить надо.
— Господи, хоть бы уж прямо на голову упала, и не мучиться больше, — говорит мама.
— Ну, вы скажете — прямо на голову…
— Но сколько можно — третий год! И никакого просвета…
— Ничего, — утешают женщины, — скоро так их погоним, что только пятки засверкают!
Отбой. Мама тормошит меня, подымает на ноги.
Мы выходим наружу. На другой стороне улицы, там, где Боткинская больница, полощется в темном небе тяжелое багровое зарево.
— Сволочи! Главный корпус, — говорят женщины.
— Ужас, какой ужас!..
— Что же это? Господи, там ведь небось раненые!
— Мама, а как же «колбаса»? — вспоминаю я.
— Какая колбаса, что ты мелешь?
— «Колбаса», которая не дает самолетам пролететь!
— Не знаю. Значит, пролетели там, где нет «колбасы». Иди, не стой! — подталкивает она меня в спину. — Нашли, чем любоваться! Разинули рты — будто пожара в жизни не видели.
Наверно, она все перепутала — небо настоящее, а «колбаса» — иллюзия.
Верховный суд.
— Правда, здесь красиво?
— Не мели ерунды!
— Мы еще будем сюда приходить?
— Замолчи, не приставай. Сидишь как на иголках, так еще она голову дурит, лезет со всякими глупостями.
— Вы принесли выписку из приказа об увольнении вашего мужа? — спрашивает старичок с белыми волосами — секретарь.
— Да, да. — Мама торопливо протягивает бумажку.
