— Мне? Павел Александрович! Где вы достали?
— Выписал из Парижа, — говорит папа. — Специально для вас старался.
— Павел Александрович! Это же прелесть! У меня в одна тысяча девятьсот третьем году была почти такая же самая.
— Очень рад, что вам нравится.
— Как это может не понравиться? Настоящий шелк! Пойду покажу Наине. Ха, пусть видит, что значит зять! Жаль только, что не песочного цвета!
— Ну, а теперь я лягу поспать, — говорит папа.
— Не надо!.. — прошу я.
— Нет, маленький, я не могу, я всю ночь не спал.
— Хоть поешь что-нибудь, — спохватывается мама. — Ты же ничего не ел.
— Сейчас не хочу. Хочу только спать. Мы ведь еще вчера вечером были в Москве. Остановили состав на Беговой и продержали до утра. Представляешь, как обидно — просидеть всю ночь возле самого дома и не иметь возможности даже сообщить.
— Так почему же ты не сошел? — удивляется мама.
— А вещи? Ни грузчиков, ни машины…
Папа укладывается на кровать и накрывается с головой, одеялом.
Я сижу, сижу, смотрю, как он спит, спит, спит, наконец не выдерживаю и принимаюсь тормошить его:
— Папа, хватит спать, потом поспишь!
— Поиграй, маленький, с куклами, — бормочет он сквозь сон.
Не нужны мне куклы, мне нужен мой папа!
Он встает уже в сумерках, сажает меня на плечи и принимается катать по комнате.
— Мы едем-едем-едем в далекие края…
Как интересно! Комната сверху кажется совсем другой…
— Хорошие соседи, веселые друзья! Нам весело живется, мы весело живем!.. — Папа наклоняется и проходит со мной в дверь.
Танечка и Шурик стоят в коридоре и смотрят на нас.
Я придвигаюсь к папиному уху и шепчу:
— Папа, покатай Танечку и Шурика тоже!
— Нет, маленький, я устал. — Он поворачивается и несет меня обратно в комнату.
— Наш папа тоже скоро вернется, — говорит Танечка снизу.
Их папа никогда не вернется. Он погиб на фронте. Почему папа не хочет их покатать? Он не устал, он просто не хочет…
— Павел! — говорит мама ночью. — Вы ведь проходили через Киев?
— Да, — отвечает папа не сразу.
— Ты видел дом?
— Какой дом, Нинусенька? — Слышно, как он вздыхает в темноте.
— Что значит какой? Не прикидывайся, пожалуйста, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!
— Не то что дома, даже места этого невозможно найти… Одни развалины. Весь Крещатик — сплошное нагромождение развалин.
— Да что ты?.. Неужели?.. Неужели ничего не осталось? Господи боже мой… Да как это может быть, чтобы ничего не осталось?..
— Да, представь себе — ничего не осталось…
— Боже мой!.. Боже мой… Нет, не могу поверить!.. И это отнято… Все отнято, все погублено! Что за время такое проклятое?! Последняя надежда и та утрачена… Да, все ждешь, все цепляешься за какие-то химеры… А оказывается, ничего уже нет… Не существует… Ах, прошу тебя, не кури хотя бы в постели!
