— Да, — мама поджимает губы, — Храпаль мне рассказывал об этих ваших поездках. Ничего не скажешь — молодцы… Бравые служаки.
— Достал дюжину шерстяных рубах, — вспоминает папа, — и три отреза. Прекрасная тонкая шерсть.
— Два из них цвета хаки! — возмущается мама. — Что же я, должна разгуливать, как сержант? Не знаю, может, удастся распустить две или три? — размышляет она, рассматривая рубахи. — Связать платье… Всю жизнь мечтаю о вязаном платье. Ладно, отошлю Тамаре шубу и две таких рубахи — для нее и для тети Нади.
— Делай как хочешь, Нинусенька, — огорчается папа, — но, по-моему, это совершенно излишнее попечительство.
— А это что такое? Боже, к чему эта ведерная кастрюля?
— Ты просила большую кастрюлю.
— Да, но кастрюлю, а не полковой котел! Нет, это надо придумать — везти такую тяжесть! И куда я ее дену? Простоит всю жизнь на антресолях.
— Нинусенька, то, что ты просила, то я и привез.
— Да? А это я тоже просила? Что это вообще такое?
— Это секундомер.
— Я вижу, что секундомер, но на кой черт он нужен?
— Пригодится.
— Разумеется! Набрал всякой дряни, и еще пытается уверить меня, что я об этом просила! Можно подумать, что все это делается назло.
— Не будь, мой милый Кисик, неблагодарным.
— Между прочим, другие везут и хрусталь, и фарфор, и мебель, и рояли…
— Да, один генерал вез вагон барахла. На границе его задержали. Он написал Сталину. Через три дня пришел ответ: «Полковника такого-то с вещами пропустить».
— Но ты еще, слава богу, не генерал, так что тебе нечего было опасаться.
— Фраже надо было везти! — говорит бабушка. — Когда я жила в Варшаве…
— Помолчи ты! — обрывает ее мама. — Только тебя не хватает с твоей болтовней идиотской…
— Слова матеры не дает сказать, — жалуется бабушка. — Как будто мать дура!
— Вот именно! — подтверждает мама.
— Говоры, Ниноленьки, что хочешь, а я своим умом очень довольна! — Бабушка отходит от чемоданов и садится на сундук.
— Кстати, насчет фарфора… Здесь где-то… — папа делает хитрое лицо, — прячется столовый сервиз.
— Ты шутишь! — не верит мама.
— Нисколько. На двенадцать персон.
Они вместе разворачивают большие и маленькие тарелки, блюда, салатницу.
— Ах, какая прекрасная работа! — говорит мама. — Да, но куда нам такой сервиз?.. Боже, какая супница! Кто теперь ими пользуется…
— Ничего, пусть стоит.
— Удивительно, что ничего не разбилось.
— Ну, чтобы немцы паковали да разбилось!.. А это, Елизавета Францевна, вам. — Папа протягивает бабушке голубую шелковую блузку.
