У черного дуба с красной листвой | страница 5
Так и думал, что он сначала заартачится. Цену себе набивает, скотина. Давно пора ему осиновый кол в сердце вогнать, зараза жадная.
– В последнее время на волю ходить все сложнее стало. Пасут нас по эту и ту сторону забора, – задумчиво произнес Бедуин.
– Пасут-то пасут, только все равно норы не закопали. А то закроют проход, стоит только Зеленому и Злому шепнуть. Тогда совсем голодная амба придет, – намекнул Красавчег.
– Ну, нельзя же так, – разнылся тут же Бедуин, сильно испугавшись голодной амбы. – Я же ничего никому плохого не делал.
– Плохого нет. Только это не по доброте твоей душевной, а потому что наша кровь для тебя – гадость ядовитая. А так, я уверен, ты давно бы всем нам горла поперегрызал. Так что не строй из себя мать Терезу, а добудь нам человечка, – отрезал я его хныканья. – Ты когда на ту сторону идешь?
– Через два дня собирался.
– Сегодня ночью надо! – приказал Красавчег.
– Но я не могу! Я выпил! Засыплюсь на первой же трубе, – опять расхныкался Бедуин.
– Это твои проблемы, болезный. Идешь на волю сегодня. Завтра нам нужен человек. К пяти вечера. Приведешь в Храм, – распорядился я.
– Хорошо, преподобный Крейн, – смирился со своей участью Бедуин.
– И смотри там, чтобы без шуток и выкрутасов, – предупредил Красавчег.
Больше нам нечего делать за столиком. Да и Стеклышко начал нервничать, мерцал, то становился абсолютно прозрачным, то набирал плотность, цвет и объем. Еще чего протрезвеет окончательно, а у трезвого Димона прескверный характер: ворчит постоянно и занудничает, словно старый дед. И ведь что самое неприятное, собака, всех нас переживет. Он когда становится стеклянным, молодеет. Так что либо от него все спиртное прятать да на сухой паек сажать, либо запереть где-нибудь в тюремном подвале до самой старости, чтобы ни капли в рот не попало. Первый способ пробовали, только Димон быстро это непотребство прекратил. Когда друзья-товарищи за ним перестали наблюдать, добрался до бутылки и омолодился. Так что теперь только пожизненное осталось. Но пока терпим и жалеем.
Вернувшись к барной стойке, Красавчег стукнул рюмкой и попросил счет. Я попытался дотянуться до бумажника, но Ник настоял на том, что за все заплатит сам.
– Куда мы теперь? – спросил он.
– Надо бы проверить место преступления. Может, остались какие-то следы. Завтра у нас будет новый ишибаши, но за старого надо отплатить, а то и новый долго не проживет, подбрось и выбрось, – предложил я.
– Верно говоришь, – согласился Ник.