– Ты! Твой паскудный щенок! Отец вас всех тут закопает просто! – И, грубо оттолкнув его, убежала.
К счастью, Антону Станиславовичу каким-то образом удалось успокоить Киру и замять скандал. Но Римма Михайловна, которая сама держала летучее семейство русских борзых и скрепя сердце терпела на конюшне неунывающее брехливое безобразие, категорично заявила: с глаз долой! Айрат горевал: была у него комната где-то в городе, но он сам там показывался редко – конюшня стала его настоящим домом, и ночевать он обычно оставался тут. Но слово Риммы Михайловны – закон.
Щенок пропал, и в конюшне стало непривычно тихо. Впрочем, тайну его чудесного исчезновения Сашка разгадала уже через пару дней. В свободные вечера, чтобы скоротать время, Айрат обучал Мухтара по условному свисту выполнять несложные фокусы. И, попав в опалу, щенок быстро освоил новый сигнал: заслышав переливчатый свист, он стремглав бросался за большой стеллаж с упряжью, чтобы затем, когда минует опасность быть обнаруженным, выскочить с радостным лаем. Только Фридрих, заслышав свист, предвещающий появление лохматого горлопана, всякий раз злобно прижимал уши и бил копытом, предостерегая не приближаться к его деннику.
Так вот что передала во время перерыва Кире ее подружка, вот ее талисман на удачу. Тайком подавая свист, она нервировала и сбивала с ритма Фридриха. Оставалось лишь верить, что она и сама не предполагала, что все это обернется такими серьезными последствиями. Хотя с полной уверенностью утверждать это Сашка бы не стала…
Глубоко вздохнув, она открыла глаза, улыбнулась и провела левой рукой по щеке Айрата, поросшей редкой седой щетиной.
– Дядя Айрат, уж кто-кто, а ты точно тут ни при чем, – заверила Сашка. – Рука заживет очень быстро, вот увидишь. И в Англии я еще обязательно побываю. Ну, было бы из-за чего так убиваться, в самом деле!
Старый конюх поймал ее смуглую узкую ладонь и тихо поцеловал.
– Храни тебя Аллах, дочка, – прошептал он.
Потянулись долгие-долгие безрадостные дни в больничной палате. Мама прибегала каждый день, приносила клюквенный кисель и ярко-оранжевые апельсины. Засиживаясь до лиловых сумерек, она в лицах пересказывала Сашке все забавные истории, которые произошли на репетиции. После того как припозднившуюся посетительницу прогоняла ворчливая медсестра, тоска наваливалась с новой силой. Сашка уже запомнила каждую трещинку на выбеленном потолке больничной палаты и часами безнадежно смотрела, как ветер треплет деревья за окном.
