Комбинации против Хода Истории[сборник повестей] | страница 23

«Господи, вызволи…»

Двор опустел, красные набились в избу. Можно бы выскользнуть, но возле конюшни топчется часовой: нет–нет мелькнёт огонёк самокрутки. Сизорин молит о спасении Христа, Богородицу, всех Святых. Повернул внутрь овина: не удастся ли вылезти через крышу? Вдруг с земляного наката над колосником:

— Тссс, земляк! Я — свой!

Всё как отнялось, винтовку не удержал: приклад больно ударил по ступне.

— Не двигайсь! — приказав, кто–то бесшумно соскочил вниз, вырвал винтовку: — Отстал?

— А ты кто? — прошептал Сизорин.

Незнакомец сказал, что пробирается из мест, занятых большевиками, чтобы вступить в Народную Армию. Чуть–чуть её солдат не застал в деревне. Вошёл — а тут в неё красные въезжают. Укрылся в овине.

— Они путников вроде меня, призывных лет — мигом в распыл! — сообщил человек. — Тем более на мне — хромовые сапоги.

Крепко сжимает руку парня выше локтя:

— А ты дрыхнуть охоч! Я на тебя наткнулся, подле посидел, на накат залез — знай свистишь в обе дырки.

— Крыша соломенная. Разобрать, чай, можно? — бормочет Сизорин.

А толку? Попадут на соседний двор, а там тоже часовой. Лучше уж напрямки мимо избы. Но сперва михрютку украсть!

Сизорину впечаталось в ум неизвестное выражение — «михрютку украсть», — отнесённое, как он догадался, к часовому.

— При мне наган, а нужен твой винт! — человек поглаживает винтовку.

— И… чего?..

— Сними шапку, крестись! Будем надеяться.

Незнакомец отступил в темноту, и там вдруг страшно завыла собака. Сизорин оторопев присел на корточки. Невероятно тоскливый, душераздирающий вой, точно кто–то трогает сердце когтистой ледяной лапой.

— Цыц! Зар–рраза! — крикнул часовой от конюшни.

Вой сменился лаем, взвился вновь. Красноармеец приближается матерясь. Сизорин, скорчившись, смотрит в чуть приотворённую дверь.

— Пшла–аа!! — рявкнул часовой, затопал ногами.

Тишина. Он высморкался на землю, сплюнул, повернулся. Не отошёл пяти шагов, как вой с бесконечно горестной, мертвящей силой стал ввинчиваться в уши. Приоткрылась дверь избы.

— Стрели ты её! Спать нельзя!

— Она в овине! — огрызнулся часовой. — Я туда заходить не могу — пост покидать. Пусть ротный скажет.

Вой не утихал. Минуты через две из избы крикнули:

— Ротный сказал — пальни!

Часовой шагнул к овину, щёлкнул затвор. Сизорин, отпрянув от входа, упал навзничь. Стегнул выстрел, в лицо отлетела щепка, отбитая пулей от косяка. Короткое, смертельно–унылое завывание — вспышка, грохнуло; овин наполнился пороховой гарью.