.
– Вот уж это поистине чудо, – сказал Саллюстий хмуро.
– Ты про что, Саллюстий? – воскликнул игрок, краснея.
– Про то, что я разорился бы, если б часто играл с тобой.
Клодий только презрительно улыбнулся.
– Не будь Арбак так богат, – сказал Панса важно, – я бы воспользовался своей властью и учинил следствие по доносу, в котором его называют астрологом и колдуном. Агриппа[57], когда был эдилом Рима, изгнал из города всех этих злодеев. Но он богат, а ведь долг эдила – охранять богатых!
– А что ты думаешь о новой секте, у которой, говорят, есть прозелиты даже в Помпеях, об этих приверженцах еврейского бога – Христа?
– Ах, они просто пустые мечтатели! – сказал Клодий. – Среди них нет ни одного благородного мужа, их прозелиты – жалкие и невежественные бедняки!
– Все равно их следовало бы распять за богохульство, – сказал Панса с горячностью. – Они не признают Венеры и Юпитера! Назареянин[58] – ведь это все равно что безбожник. Вот погодите, я до них доберусь!
Вторая перемена блюд была убрана, пирующие поудобнее возлегли на ложах, начался перерыв, во время которого их услаждали пение и звуки аркадской свирели[59]. Главк, поглощенный музыкой, меньше всех был расположен прервать молчание, но Клодий решил, что они попусту теряют время.
– За твое здоровье, любезный Главк, – провозгласил он с ловкостью опытного пьяницы, делая по глотку после каждого слова. – Вчера тебе не повезло в игре – сегодня ты должен быть вознагражден. Вели подать кости.
– Как хочешь, – отвечал Главк.
– Играть в кости летом? Я же все-таки эдил, – сказал Панса начальственным тоном[60].
– Но ведь мы будем играть в твоем присутствии, почтенный Панса, – возразил Клодий, встряхивая стаканчик с костями. – Твое присутствие отменяет все запреты. Ведь пагубна не сама игра, а злоупотребление ею.
– Какая мудрость! – пробормотала его «тень».
– Так уж и быть, я отвернусь, – сказал эдил.
– Подожди, любезный Панса, сначала выпьем, – сказал Главк.
Клодий неохотно согласился и зевнул, скрывая свою досаду.
– «Пасть раскрыл на золото», – прошептал Лепид, цитируя «Клад» Плавта[61].
– «Знаю я полипов этих: тронут чуть и держат уж», – подхватил Саллюстий словами из той же комедии.
На столе появилась третья перемена блюд – всевозможные фрукты, орехи, сласти, пироги и всякие лакомства в самых разнообразных и причудливых формах; вино, которое рабы до сих пор разливали, обходя гостей, теперь поставили на стол в больших стеклянных кувшинах, и на каждом была наклейка, свидетельствовавшая о возрасте и качестве содержимого.
