Отвели меня, мало — не под конвоем, к нашему походному батюшке. Обретается сей слуга царя небесного поблизости от царя земного — у шатра княжеского.
– Оборотень?! Бесноватый?! Ахти мне! Тьфу-тьфу-тьфу! Святый боже, святый крепкий, спаси мя и помилуй! Изыди-изыди-изыди!
– Ну что, мужики? Удостоверились? Дымом не изошёл? С вонью под землю не провалился. Чего ещё надо?
Попец понял: все — нормальные. Начал вещички свои собирать — караван вот-вот сдвинется, да вопросы спрашивать:
– А ты хто? А на исповеди давно ли? А у святого причастия…
Но когда до него ответ на первый вопрос дошёл:
– Иван Рябина, смоленский боярич, сын славного сотника храбрых смоленских стрелков Акима Яновича Рябины…
— тут его и переклинило. Бородёнкой своей трясёт, воздух заглатывает:
– Ап, ап… Смоленский?! Смоленского?! Боярина?!!! Сотника стрелков?!!!
Рожок пропел, народ забегал быстрее: «До отправленья поезда осталось пять минут». В смысле — каравана. И мы — разбежались.
Мне всё это — очень не понравилось: я же беглец от князя Смоленского. В здешней терминологии — вор государев. Мне сильно отсвечивать… нежелательно.
Но я ж ничего не делал! Просто спал! Так, как мне удобно. А аборигены чуть кол осиновый в брюхо не загнали! Придурки предканутые… Или правильнее: предки придурковатые?
Вот, пришлось со служителем культа пообщаться. Теперь он кинется к Тверскому князю: «У нас в войске — вражий соглядатай!».
Смоленские рати лет семнадцать назад здесь не худо прошлись, весь Волжский верх — в пепел выжгли, только полону семь тысяч взяли. Помнят смоленских здесь, помнят. И конкретно — стрелков. Вот, конкретно, на этом месте. На холме пепелище уже заросло, но, пока свежая листва не закрыла, видны обгорелые венцы домов бывшего селения.
Место это… в моё время и не увидишь — устье Шоши, дно Московского моря.
Болотистая низина с несколькими холмами. Сейчас, в половодье — залита под края, лес вокруг — «по колено в воде» стоит. А тогда, зимой, стрелки подошли вплотную к поселению.
Ещё один город постройки Долгорукого, так и назывался — Шоша. Был.
Аким тогда наглядно продемонстрировал превосходство своих «новогородских берестяных луков» над местными. Почти все защитники так на валу и остались. Потом смоленские, новгородские, волынские ратники лезли через верх как к себе домой.
Нехорошо получилось, начальство теперь загрузится — кто я и зачем я? Придумает себе страшилку, и будут мне от этого разные бяки. А что делать? — Врать-то мне нельзя. Сам запрет придумал — сам исполняю.
