Приятель | страница 177



Я побыл еще минутку, потом сказал, что подожду в комнате для посетителей чуть дальше по коридору. Примерно через полчаса вышла Пэм и сказала, что врачи пришли к окончательному заключению: сильные ушибы, но ничего не сломано. Аби придется несколько дней носить руку на перевязи. Короче говоря, ничего страшного, к счастью.

В ту ночь Абигейл, у которой рука еще сильно болела, захотела спать рядом с мамой, я же удалился в спальню для гостей – в ту, где стоит моя кровать, привезенная из Бостона. Было уже около полуночи, и я слышал, как Пэм возится на кухне, готовит ланчи в школу на следующий день.

Я читал, как вдруг дверь открылась, показалась сонная фигурка, которая тут же взобралась на мою кровать. Это была Абигейл, в своей длинной пижаме, не забывшая прихватить и одеяло.

– Хочешь посмотреть со мной телевизор?

– Конечно, хочу.

Она взяла с ночного столика мой планшет, нажала на несколько клавиш, каким-то образом набрала мой пароль – и вот мы уже смотрим «Волшебников из Вейверли-Плейс» в гостевой спальне нашего скромного коттеджа. Через несколько минут пришла Пэм, очень удивилась этому ночному визиту и спросила:

– Хочешь, спустимся вниз и досмотрим серию там?

– Нет, мне и здесь хорошо, – ответила Абигейл.

Ей и вправду было хорошо. Мы досмотрели серию до конца, а когда у Абигейл стали слипаться глаза, я отвел ее в мамину спальню, чтобы она отдохнула как следует – ей надо было набраться сил.

Где-то во дворе спал себе петух.

Заключение

Стоял день, благоприятный для всяких начинаний – майское воскресенье, начало теплого сезона. Все кругом расцветало, травка зеленела, солнышко ярко светило, а ласковый ветерок приносил множество сладких ожиданий.

Я был в машине, ехал выпить чашечку кофе, когда запел мой мобильный. Звонила Пэм, вконец расстроенная, как и шесть месяцев назад, когда сообщала мне о том, что Абигейл повредила руку. Возможно, сейчас дело было еще хуже. В ее голосе слышалась такая растерянность, она так плакала, что я едва мог понять смысл сказанного.

– С Цыпой случилось несчастье, – еле выговорила она. – Приезжай домой.

Цыпа.

За последние полгода петух стал совсем другим. Он сделался гораздо спокойнее – не то чтобы совсем, но весьма заметно. Почти всю минувшую зиму – гораздо более мягкую, чем предыдущая, – он провел на груде одеял, постеленных на веранде у двери черного хода, наблюдая с этой выгодной позиции окружающий мир и ожидая того часа, когда его впустят в дом. Каждый вечер с наступлением темноты Пэм относила его в подвал, на устланный одеялами стол, где он спал в тепле и полной безопасности. С моей точки зрения, все это было большим достижением, однако у Пэм такое вялое настроение петуха вызывало смутное беспокойство.