– Да пустяки, ничего страшного, – говорил Деннис, когда мы вернулись с прогулки домой. Бормотал он это, хромая со всей возможной быстротой к своей машине, чтобы как можно скорее умчаться подальше от нашего дома.
Нет, мы с Цыпой провели много боев, однако заканчивались они неизменно вничью, и всякий раз петух бывал огорчен до глубины души, наверняка давая себе клятву, что результат следующего поединка будет другим. Скажу только одно: при каждом столкновении в моем воображении живо всплывал образ Денниса. Если Цыпа угодит в вену, если поблизости не будет Тима, который сможет оказать мне помощь, если я скончаюсь прямо на лужайке, то Пэм, конечно же, будет скорбеть об этом. Но я не уверен, что это заставит ее изгнать птицу.
Однажды Пэм обратилась к Цыпе, высунувшись из окна:
– Ах, какой ты красавчик, как хорошо ты там смотришься, просто молодец. – Я не видел, что происходит снаружи, но слышал, как Цыпа в ответ благодарно закудахтал. Пэм повернулась ко мне и проговорила: – А вы с ним, кажется, начинаете понемногу ладить. Ведь правда?
Вероятно, так оно и было, в очень незначительной степени, но главное-то заключалось вовсе не в этом. И я объяснил ей:
– Думаю, ты никогда не поймешь толком, что это значит: гулять на собственном дворе, находиться в собственном доме, за который ты выплачиваешь ипотеку, который изо всех сил стараешься поддерживать в порядке, которым немало гордишься, – думаю, ты не поймешь, что значит чувствовать постоянную опасность, вечно быть настороже, оттого что некое живущее здесь существо жаждет твоей смерти.
Она было засмеялась, как всегда, когда я говорю слишком пафосно, но потом поняла, что я не шучу, и прикусила губу. Настроение у меня тогда было паршивое, и не только из-за Цыпы. Я начинал понимать, что этот петух лишь выступает выразителем того, насколько лишним я становлюсь порой в этой своей новой жизни.
– Ну, ты же сам понимаешь, – сказала Пэм, – что он ведет себя так не нарочно.
Не нарочно?
Пэм стала объяснять, что Цыпа никогда в жизни не встречал других петухов, не жил в стае, даже своих братьев и сестер не видел – с того самого дня, когда вылупился из яйца и стал объектом научного исследования в начальной школе им. Никсона. Насколько Цыпа был способен мыслить, он считал себя одной из собак, с которыми любил гулять во дворе, или одной из девочек, которых все время отыскивал, заглядывая во все окна и двери. Он знал одно: все это пространство – двор, новый дом – его нынешняя территория. А инстинкт побуждал его защищать территорию во что бы то ни стало. Вот такой он был и вот так он поступал. Он никого не хотел обидеть, не хотел никем помыкать – он просто не умел вести себя иначе.
