Я ощутил одновременно и облегчение, и безграничное удивление. Нет, я знал, что они обожают эту птичку, но заказывать торт в «Шоколадной глазури»? Такая штука разорила Пэм не меньше, чем на сотню баксов. Она тем временем отрезала ломтик этой красоты и положила на праздничную тарелку, специально предназначенную для именинника, а тарелку поставила на пол. Снова загорелся свет. Каролина выпустила из рук Цыпу, который издал громкий, похожий на лай звук. Его можно было принять за выражение благодарности, если бы я не знал этого петуха так близко. Он засунул клюв поглубже в торт, вытащил его, весь вымазанный кремом, и посмотрел на Пэм и девочек с нескрываемой радостью. Цыпа снова и снова жадно набрасывался на крем, на бисквит, на крошки, оставшиеся в тарелке. Девочки громко смеялись, выкрикивая: «Цыпа! Цыпа!» Пэм сияла, а такой я ее уже давненько не видел. Я не удержался и тоже посмеялся – над птицей, над девочками, над нелепостью всего происходящего.
– Тебе исполнился год, Цыпа, – растолковывала Каролина петуху, который уже не обращал на нее внимания. – Там, где сделали этот торт, найдется еще много-много других.
Прошло месяца два, и в одно теплое майское воскресенье мы впервые с тревогой убедились в том, как быстро могут рассыпаться такие мечты.
* * *
Мы с Пэм показывали свой новый дом моей сестре Коллин и ее мужу Марку. Через пару недель мы собирались въезжать, и строительная фирма любезно передала нам ключи, вот мы и стали приглашать родственников на смотрины. Только начали заходить в дом, как у Пэм зазвонил мобильник, она послушала и стала белее мела.
– Ладно, – резко бросила она в трубку. – Понятно. Да. Где он сейчас? Он двигается? Вы могли бы с ним побыть? Я сейчас приеду.
Она закончила разговор и посмотрела на меня со смесью растерянности и неприкрытого страха.
– На Цыпу только что напала собака. Мне нужно ехать.
Не успел я ответить, как она уже сидела за рулем и гнала машину на полной скорости к воротам, спеша к своему дому, до которого езды было пять минут.
Я продолжал водить Коллин и Марка по дому с таким видом, будто сам придумал, как надо жить в пригороде. В душе моей, однако, что-то происходило – что-то такое, чего я даже не ожидал. Уже больше года я надеялся избавиться от этого петуха. При этом давно смирился с мыслью, что сам он никуда не уйдет, потому что даже куриным мозгам было ясно, что лучше ему нигде не будет. Потому-то я и молился о ниспослании ястреба или койота, о том, чтобы в один прекрасный день найти во дворе тушку, а потом утешать, как положено, окружающих, мол, он прожил чудесную жизнь, какой позавидовал бы всякий петух.
