Джокер, или Заглавие в конце | страница 77
Не говоря о некоторых предметах. Математика-то этому Пушкину тоже была нужна, вот тут он с Тольцем не мог даже равняться. При встрече, бывало, просил что-нибудь решить за него, доказать неравенство, вычислить интеграл. Одну работу рыжий даже сделал для него сверх учебной программы, для какого-то конкурса. Быстрей было решить самому, чем объяснять, Роману было не жалко. Пашкин за это решение получил даже приз, не упускал потом случая похвастаться, Тольца, конечно, не упоминал. И ведь не станешь же при всех напоминать, что решение-то было твое. Неловко, и постесняешься.
Что-то похожее, как я понял, было и с этим джокером. Тольца заинтересовал термин, он стал всерьез копать. Показалось, что с этим понятием можно связать многое, не только в информатике. Непредсказуемость, неожиданность… ну, об этом он попробовал написать, повторять уже не стоило. Завел как-то в компании разговор о нем, кое — кому показалось интересно. (Смешной, однако, мальчик, подумал я, ему казалось, что если заменять имя словом «кое-кто», другие не догадаются, о ком он.) Обоим хотелось перед ней выглядеть интеллектуалами, это было понятно. Она им давала понять, что ей в мужчине нравится интеллект, про гениальность, я знал, разговор заводила. Пашкин ее интерес уловил, сумел перехватить словцо, переиначить, нашел случай выступить. Это уже было при мне, я помнил. О человеческом факторе в бизнесе. О волевом превосходстве, о новых аристократах.
— Ну да, — скривился Тольц. — У него был даже такой стишок: «Аристократ, будь сильным и гордым, бей плебея в хамскую морду». Не знаю, сам ли сочинил. И ведь кому-то нравилось. Он же ничего у меня по-настоящему не понял, как можно было всерьез?..
(А ведь он до поры даже не понимал, что его просто используют, усмехнулся я про себя. Умники иной раз меньше других понимают в реальной жизни, ухитряются не замечать очевидного. И при этом даже чувствовать себя счастливыми. Мозги настроены на другое.)
— Не знаю, как объяснить, — повторял он опять. — Была какая-то счастливая работа ума. Вообще какое-то особое состояние. необыкновенное, удивительное.
Влюбленность, что ж тут было объяснять. Рассказать мне всего Тольц не мог, и не только потому, что о таких вещах не говорят с другими. Он, думаю, сам не вполне понимал, что с ним происходит. Знал, конечно, то, что положено знать в этом возрасте, о чем мог прочесть в книгах, увидеть в кино, а тем более в интернете. Но ему еще было доступно незрелое, неясное чувство, способность к мучительному, счастливому томлению, от которой, увы, избавляет возраст. Представлял ли он реально ту, в которую был влюблен? Влюбляются больше в созданное собственным воображением, больше в голос, нежели в смысл слов. Взрослая девушка могла скорей над ним посмеиваться, разве что по-женски немного жалеть. Вряд ли Роман достаточно представлял, что может быть дальше, какой ожидал взаимности. Об этом речь вообще не шла.