— Ну, ты знаешь, твоей були они не боятся, это точно, а вот настоящей грозы, да в самолете, в полете… Ты знаешь и мне даже очень страшно бывает! А вот летчикам, им некогда бояться, им надо самолетом управлять, спасать пассажиров, вытаскивать их из грозы. Вот так–то, дружок! А ты говоришь, буля!
— Да Галка, что там у вас за история была с бортом из энска? Кто там в штаны наложил первый? Михалыч или же второй? Ты не слышала?
Я, разумеется, слышала и даже знала, что как раз второй пилот тут был не причем, но спасая своего командира, принял всю вину на себя. И хотя все знали, но молчали и даже отстранение второго на время от полетов, воспринимали как должное, так ведь велел им кодекс негласный чести на борту воздушных судов.
У нас так повелось, как какая–то дрянь и гадость в полете произошла, и если это вина экипажа, то уже точно не командира корабля, а второго пилота, он во всем оказывался виноватым. На него все скидывали и свое неумение где–то, и свой страх, и все промашки свои. Во всем у них вечно вторые пилоты были виноваты, а командиры оставались непогрешимыми, словно боги.
— Ну, что же, подруга, мне надо уже, пора. А ты, я как вижу, все мечтаешь о небе. Не хочешь вместе, как прежде на Иле? Что, и не тянет?
— Какой там! Вот кто меня тянет… — Показывая на сынишку.
— Ты знаешь, а я так тебе завидую! Нет, правда, Надя! И полетала достаточно и вовремя замуж вышла, и деток таких красивых нарожала…
— Нет, тут ты не права. Я ведь только их выносила и рожала, а делал их…
— Да! Можно сказать, лучший трудоемкий регламент вы с Андреем проделали и таких сорванцов настрогали… Ну, что, малыш, правильно я говорю?
— Плавильно! Только я узе не мались, а взлослый! И я тозе буду, как папка, самолеты лемонтиловать!
Целуй, давай узе на долоську, а то я хотю мультик смотлеть. Ну, пока, Галинка! Плилетай сколее, как — нибудь в следующий лаз показу тебе мультик!
— Ну и болтуном ты стал, сынок! Точно как твой папка! Давай, целуй тетю Галинку, ей пора! До свидания, Галочка. Счастливого тебе полета и спокойного неба!
Я всегда так перед командировкой, как бы подзаряжаю свой внутренний мир, как аккумулятор от их батареек детских. Потому от них со спокойной, умиротворенной душой ухожу, вспоминая, как он меня нежно и так трогательно, как до сих пор ни один мужчина в моей жизни меня так и не целовал! Да, ни один и никогда… Уж простите…
