– Моя мать? – с иронией заявила Маккензи.
– Кроме твоей мамы.
– Перестаньте называть ее мама, – заупрямилась Маккензи. – Она – моя мать.
– Ладно, – согласилась Лейси. – Кроме твоей матери.
– И что же это за вещь такая, общая, между нами?
– У меня тоже умерла мать, – сказала Лейси. – Я тогда была на два года старше тебя. Я думаю, возможно, твоя мама… твоя мать знала, что я как никто пойму, как тяжело пережить то, что ты сейчас чувствуешь.
– Если вы такая понятливая, значит, вы знаете, что мне нужно остаться здесь. Я хочу остаться в Финиксе.
– Я знаю это, детка.
– Не называйте меня деткой.
Лейси вспотела, несмотря на то что кондиционер был включен. Она даже опасалась, что машина Амелии перегреется. Ну что за погода!
– Маккензи, – сказала она, – я знаю, это тяжело, но нам надо довериться решению твоей матери, не так ли? Сейчас никто из нас не понимает, чем она руководствовалась, но мы обязаны сделать то, что она хотела.
Маккензи снова закрыла глаза, и, когда она заговорила, слова отскакивали одно за другим и ноздри ее раздувались:
– До меня не доходит, почему я не могу просто остаться здесь.
Лейси тоже не понимала этого. Она не понимала, во что вообще выльется странный план Джессики.
Она нажала на рычаг, чтобы подвинуть сиденье вперед, как было.
– Давай я отвезу тебя назад, к Мэри? – предложила Лейси.
– Хорошая идея.
Они ехали в тишине. Лейси была раздосадована собственной наивностью. Она представляла себе этот вечер совсем по-другому. Она знала, что Маккензи будет расстроена, но она планировала расспросить ее о ней самой, ее интересах, друзьях, хобби. Она планировала наладить контакт. Но вместо этого вбила клин в отношения между собой и девочкой.
На следующий день Мэри, Вероника и еще одна женщина, имени которой Лейси не знала, пришли к Амелии. Они прошествовали в маленькую гостиную, вмиг заполнив ее своим возмущением.
– Из этого ничего не выйдет, – заявила Мэри, садясь на диван.
– О чем вы говорите? – спросила Амелия.
– Мы пытались понять и уважить желание Джессики, – пояснила Мэри, – но Маккензи в полном расстройстве из-за этого. Она проплакала всю ночь. Уже одно то, что она потеряла мать, плохо, но еще ужаснее то, что ее хотят оторвать от родных мест и людей, которых она любит.
Лейси устала от того, что вынуждена защищать решение, которое она тоже считала странным.
– Я знаю, это может показаться…
– Это просто безумие, что Джессика оставила ее вам, – сказала третья женщина. – Она была так молода. У нее, вероятно, были какие-то романтические представления о том, чтобы оставить ребенка под опекой старой подруги. Но, Лейси… – она склонилась в сторону собеседницы, – вы не знаете Маккензи, и вы не знаете нас. Нашу группу друзей. Вы не знаете, насколько мы близки.
