Полицейский участок Роберваля, на следующий день
Сидя в кабинете начальника полиции, Жослин начинал терять терпение. Он прождал час, пока его приняли, и теперь чиновник с недоумением смотрел на него. Молча выслушав его рассказ, он наконец открыл рот:
— Месье Шарден, простите мне мою некомпетентность в этой области, но я ничем не могу вам помочь. Этим занимается Бюро по делам индейцев. Но почему вас это так беспокоит?
— Я же вам объясняю, что девочка, которую я разыскиваю, — метиска, к тому же крещеная! Она посещала школу здесь, в Робервале. Умеет читать и писать. Поэтому ей необязательно учиться в пансионе, предназначенном для индейских детей.
Он теребил свое обручальное кольцо, которое стало ему велико. Несмотря на все свои благие намерения, он так и не решился представить Киону как свою внебрачную дочь. «Старый трус, — молча упрекал он себя. — Давай же, скажи правду!»
— Вы что же, крестный отец этой Киолы? — поинтересовался полицейский.
— Кионы, — поправил его Жослин. — Да, я ее крестный отец. Ее мать умерла, и я хочу воспитывать свою крестницу. Я вам уже объяснял почему. Моя дочь Эрмина, которую вы наверняка знаете, супруга Тошана Дельбо, сына индианки Талы. Мой зять сейчас сражается в Европе. Поэтому я — единственная опора для малышки.
— Да почему я должен знать вашу дочь? Я работаю здесь всего два месяца и не могу запомнить лица и имена всех жителей региона. Месье Шарден, мой вам совет: дождитесь следующего лета. Ведь у индейских детей тоже есть каникулы, как и у наших, так ведь? Киола вернется в свою семью.
— Черт возьми! — выругался Жослин, побледнев от гнева. — Ее зовут Киона.
— Мне легче запоминать католические имена, месье, — проворчал мужчина менее радушным тоном. — И прошу вас здесь не выражаться!
Жослин встал. По его лицу стекали крупные капли пота. Вспомнив о статье, рассказывающей об облаве Зимнего велодрома в Париже, он бросил:
— По сути, некоторые относятся к индейцам точно так же, как фашисты к евреям. Дайте мне адрес сотрудника, который занимается местными индейцами.
Но он зашел слишком далеко. Побагровев от возмущения, чиновник показал ему пальцем на дверь:
— Сейчас же покиньте помещение, месье! Вы только что оскорбили честного гражданина, сравнив его с гитлеровским нацистом! Вон отсюда! Я не знаю, где находятся пансионы, о которых вы говорите, но убежден, что это единственный способ вырвать невежественных детей из их дикого существования. В глубине лесов нет ни религии, ни образования, ни дисциплины, месье.
