артелей. Советы, конечно, не решались восстановить старые местные ловы,
но и не могли отказаться от такого серьезного источника доходов, каким
на Урале всегда являлось рыболовство.
В артели приглашались, как опытные «профессионалы», знающие
местные реки и озера казаки. Но они неохотно («только по нужде»)
соглашались работать вместе с мужиками, которых в старое время не
допускали к «войсковой воде». Опытные «баграчеи» и «аханщики»
говорили: «Ничего не знают. А еще собираются рыбу ловить». Работа
новых артельщиков, по их мнению, – глупая забава или злая насмешка над
настоящим, серьезным делом, так как «ловцы» постоянно нарушали
давние, широко известные правила «честного промысла».
Оставшись без лошади, отец решил заняться работой, близкой ему по
духу Но сначала подготовил к своему отъезду семью: проверил запасы в
погребе, купил необходимые продукты. Теперь был спокоен, так как знал,
что домашние без него месяц и более не станут голодать. Позже он будет
заезжать домой на несколько дней, чтобы найти и купить для семьи все
необходимое.
Уралец вступил в артель «Заря». Работа в ней не была для отца
неизвестным занятием. Он, .хорошо знал «нужные», «удобные» места на
главной реке: мрачные омуты, где «зимовали» осетры и белуги,
стремительные, светлые перекаты, перед которыми весной стояли вобла и
чехонь, тихие, задумчивые заводи, где водилась не любимая им «черная»
рыба – щуки и сомы.
В молодые годы отец ездил не только на Урал, но и на озера,
расположенные недалеко ( в 10–15 верстах) от города. Бывал не раз и на
Камыш-Самарских, но знал их плохо. Честно признавался, что степные
озера и речки за Уралом для него «как чужие». Но вместе с артелью отцу
пришлось работать и там. Трудился он добросовестно (иначе не умел),
быстро заслужил уважение своих товарищей – и как рыбак, и как человек,
умеющий разговаривать с местными жителями.(не только с русскими, но и
с казахами).
Работу в артели отец не считал тяжелой. Он не жаловался на
трудности новой, «бродячей» жизни.. И все же пребывание в рыбачьем
коллективе, рядом с незнакомыми людьми стало для него нелегким
моральным испытанием и причиной внутренней тревоги. Может быть,
источник беспокойства отца находился не столько в работе и артельщиках,
сколько в горьком выводе: он вынужден заниматься делом, которое знал
