В деревни больше не заходили. Чем ближе к линии фронта, тем сильнее было движение на дорогах. Тянулись колонны бронетранспортеров, танки, самоходные орудия. А на востоке по вечерам полыхало красное зарево и слышался беспрерывный гул. Идти становилось все труднее.
Но ценные данные о противнике, карты с расположением фашистских войск и линиями обороны хотелось побыстрее вручить нашему командованию. На одиннадцатые сутки один из наших умер. На двенадцатые сутки совсем обессилели. Решили дальше не двигаться, а ждать своих. Вскоре скончался еще один товарищ. Осталось трое.
К вечеру на поляне показались люди в маскировочных халатах. Кто они? Немцы или наши? Каждый поудобней устроился за деревом, лег, положил около себя маузер, пистолет, нож. Лежим, ждем. Они нас заметили. Долго что-то обсуждали. А затем разошлись в разные стороны и стали окружать. Кольцо сужалось. Мы выжидали.
Кто же они? Наши или чужие? Они ползли, плотно прижавшись к снегу, не поднимая головы. Один из них, очевидно, наткнулся на что-то и выругался на самом настоящем русском диалекте. Свои!
Привели нас в штаб дивизии, потом отправили в штаб армии. Под контролем врачей стали кормить. Сначала понемногу, а затем стали давать побольше. Сегодня уже третий день, как мы питаемся нормально. Вот и вся история…
Рассказчик умолк.
Некоторое время в комнате стояла тишина.
— Так вот что такое война… — глубоко вздохнув, произнес девятнадцатилетний Зорин. А мне подумалось: «Вот что значит быть коммунистом, уметь по-партийному выполнять свой долг…»
Этот вечер крепко запал в душу каждого из нас, и мы не раз вспоминали о нем.
На следующий день с рассветом три самолета вылетели из Теряевой Слободы и взяли курс на Перхушково.
После посадки направились в лес. Там размещался штаб Западного фронта. В бараке у шлагбаума находилось бюро пропусков. Войдя в помещение, Синиченко предложил посидеть на скамейке, отдохнуть и на прощание покурить.
Из двери напротив вышел высокий мужчина в коричневом меховом комбинезоне и с удивлением стал рассматривать нас.
— Синиченко? — наконец произнес он, подбежал к разведчику, обнял его, уткнулся в воротник комбинезона.
Мы слышали, как наш ночной гость повторял:
— Товарищ майор, командир… жив!
Потом слышалось одно:
— Жив, жив!..
Наконец:
— Пойдем. Через час будем докладывать командующему…
— Нет, погоди, надо проститься.
И Синиченко подошел к нам:
— Спасибо, дорогие друзья. Будете в Москве, заходите…
Тепло распрощавшись с десантниками, мы вернулись в полк.
