Лида быстро нашла его руку.
— Спасибо, Андрей Петрович, спасибо. Правда, может, и не от доброты это вовсе, а от бабьего одиночества, Вы уж извините, что я так…
Анисенко покраснел и совершенно растерялся.
— Добрый вы человек.
Лида отдернула руку.
— Пойду к дому, а вы, Андрей Петрович, еще погуляйте, воздухом подышите.
Анисенко растерянно глядел ей вслед и никак не мог взять в толк, что же произошло?.. С час, наверное, просидел он на скамейке на берегу озера, успокаивая себя тем, что Лида пошутила, решила испытать его терпение, но время шло, а она не возвращалась.
«Может, так и лучше будет», — Анисенко поднялся, посмотрел на озеро, лениво шлифовавшее прибрежную гальку, и сам не заметил, как очутился возле трехэтажного корпуса, в котором жила Лида.
По аллее, навстречу ему, шла парочка; Анисенко поспешно спрятался в колючие кусты. «Да чего я испугался-то?» — он осмотрелся, но сколько ни убеждал себя, что вокруг — незнакомые люди, занятые своими делами, все же у этого, не его корпуса, чувствовал себя стесненно, а когда на втором этаже вспыхнуло крайнее окно и он увидел в нем Лиду, она была в желтом халате, такая далекая и, вроде бы, совершенно незнакомая, то забыл о недавней робости, выбрался из кустов и замер посреди аллеи.
Лида щеткой расчесывала длинные черные волосы, потом присела к столу, положила на него руки и вдруг уронила на них голову.
«Может, с сердцем что?» — испугался Анисенко, шагнул на желтую полосу света.
Лида подняла голову, настороженно посмотрела в темное окно, и он сначала отступил в сторону, но тут же каким-то чутьем уловил, что она думает о нем, и снова вышел на свет.
Но Лида не видела его.
Анисенко неловко помахал рукой, хотел было крикнуть, да спохватился, что переполошит всех многочисленных обитателей третьего корпуса. Лида откинула со лба волосы, задернула занавеску, и свет в ее окне погас.
«Вот и все», — Анисенко прислушался, словно надеялся среди приглушенных голосов, шумов и музыки, доносившейся с танцплощадки, различить шорох Лидиных шагов; у нее была привычка сделать сто шагов по темной комнате, чтобы настроиться на крепкий сон; а ее шаги и прерывистое, неглубокое дыхание помнились хорошо. Анисенко представил, как он сейчас неслышно проберется в ее комнату, всю ночь простоит у ее кровати, а утром, ни слова не говоря, будет наблюдать, как Лида причесывается, прибирается, заваривает чай в маленьком зеленом чайнике…
Домой идти не хотелось; Анисенко присел на лавочку под Лидиными окнами, посмотрел на черное осеннее небо, на фонари в виде желтых яблок, нависавшие над аллеей, и просидел так до самого утра; а когда увидел в окне сначала сухую всклоченную женщину, Лидину соседку, спрятался в кусты; потом к окну подошла Лида, потянулась и зевнула.
