А вот теперь Анисенко сидел на берегу озера, был недосягаем для разных забот, и, хотя раньше чертыхался, что эти авралы ему «уже в печенках», скучал по ним.
— Вы первый раз тут?
Анисенко не сразу понял, что вопрос адресован ему, рассеянно посмотрел на женщину и ничего не ответил.
— Я видела вас на процедурах, — она повернула к нему округлое лицо, на котором даже сейчас, в полумраке, четко выделялись темные мешки под глазами, — вы все делаете так, словно очень верите в полное исцеление.
— Я тут случайно.
— Понятно, — глуховато засмеялась женщина, — а знаете, со временем привыкаешь, что больна, что у тебя — диета. А в жизни всегда есть свои маленькие радости. У вас обострения чаще всего бывают осенью?
— Сказал же вам, что я тут случайно, — недовольно заметил Анисенко; ему уже порядком надоели рассказы о язвах и гастритах, об изматывающих болях в животе, об изжогах, о которых он малейшего понятия не имел.
— Извините, я так поняла, что вам по случаю удалось достать путевку, — женщина отвернулась.
Анисенко посмотрел в сторону шумевшего невдалеке озера, на чинно прогуливавшиеся по аллее пары, для чего-то ковырнул носком ботинка сыпучий песок и подумал, что, наверное, неприлично сидеть так вот, букой. Молчание затягивалось, и он чувствовал, что пройдет еще минуты две-три, и спрашивать о чем-то будет неприлично, а тут, как назло, кроме вопроса о погоде, ничего подходящего для такого случая в памяти не было.
— Я тут неделю всего походил, а носы у ботинок облупились, — неловко проговорил Анисенко, — камней тут разных много, да и сухость большая, а пересохшую кожу чуть тронь…
Женщина снова глуховато засмеялась.
— Вы бы лучше сказали: давайте скучать вместе.
— К безделию не привык, — не понимая, подшучивают над ним или смеются, насторожился Анисенко.
Женщина скользнула взглядом по его лицу, рукам, напряженно замершим на коленях.
— Меня зовут Лидой, — она протянула пухлую ладонь.
Отступать было некуда; Анисенко подался вперед и слегка пожал ладонь кончиками пальцев: она была холодная, чуть влажная.
— Анисенко.
— И все?
— Андрей Петрович.
— Очень приятно.
«Пора заканчивать, а то…» — Анисенко уперся кулаками в скамейку.
— Вы уже уходите?
Было в голосе женщины что-то теплое, успокаивающее, отчего Анисенко потерялся и неумело соврал:
— Сидишь тут целыми днями, руки от безделья затекают, — и подумал, что так оно и есть, только вот сейчас, в эту минуту, он про них почему-то забыл.
— Вы слесарем работаете?
