В прокуратуре следователь ввел Стабулниека в свой кабинет.
— Снимайте пальто! Так. У вас есть авторучка?
— Есть.
— Садитесь к столу! Я оставлю вас в одиночестве, а вы пишите. Опишите с начала и до конца, по порядку, все, что произошло вчера в доме Леев!
Берт вышел из кабинета. Он поймал себя на непонятном, неопределенном ощущении: что–то вроде обиды, возмущения, чуть ли не разочарования… С чего бы это? Неужели разочарование было вызвано неприязнью к Стабулниеку, которую Берт испытал с первого взгляда? «Вот уж не знал, что и сам я чистейшей воды романтик, — невесело усмехнулся следователь, — разочаровался, видите ли… как зритель на спектакле, в котором одну из главных ролей играет дилетант… Смешно! Что же, Бригита Лея должна была сделать свой выбор, руководствуясь именно моими представлениями об образе «героя любовника»? Сама–то она кто? Приятное, но заурядное лицо с выражением наивной восторженности… Разве что смерть придала ее образу нечто возвышенное, трогательное. Смерть — и эта неизъяснимая, потрясающая улыбка, с которой она умерла…»
14
Берт зашел к прокурору Друве. Свое прозвище «Старый Сом» Друва оправдывал все больше, толстея и становясь с каждым годом неподвижнее.
— Ну–у? — буркнул Старый Сом, скользнув взглядом по лицу следователя.
Равнодушие и холодность этого взгляда давно уже не смущали и не сбивали с толку Берта Адамсона. Он знал: за отрывистыми репликами и неприветливой миной прокурора скрывалось больше чуткости и живости, чем у иного в патетических позах и длиннейших фразах о гуманизме.
Берт уселся против Сома и стал отчитываться:
— Фотограф Стабулниек сидит у меня в кабинете. Пишет. А я собираюсь посмотреть на Нилса Лею — на мужа. Он внушает мне наибольшие подозрения.
— Лея уже здесь. Скучает в шестой комнате.
— Прекрасно.
Берт направился в шестую комнату. В этом небольшом помещении обычно оставляли людей, с которыми в прокуратуре собирались побеседовать подольше.
Нилс Лея сидел у стола, накрытого зеленой бумагой в чернильных пятнах, уставив недвижный взгляд в зарешеченное окно. Решетка за окном, конечно, зрелище не из приятных, и Нилс выглядел изрядно подавленным. Когда вошел следователь, Нилс встал и с нескрываемой злостью поглядел на него.
— Вы Нилс Лея?
— Да.
— Берт Адамсон, следователь. Садитесь!
Берт тоже сел, облокотился о колени, наклонился вперед и смотрел на допрашиваемого чуть исподлобья; так он привык смотреть — часто машинально и рассеянно.
— Значит, этот хлюпик подал–таки на меня жалобу?
