Я вернулся к своему пиву. Чисто по привычке я стал разглядывать Рупа и его приятеля. Они были настолько разные, будто выдуманы юмористом для контраста. Руп — тощий и смуглый; лицо подловатое, скверное — такие вечно впутываются в скандалы. Но в общем–то выглядит вполне нормальным. Другой — крупный мужчина с лысеющей рыжей головой и большим грубым лицом, явно не дурак подраться, но, похоже, ничего жестокого и порочного. На нем замасленная куртка цвета хаки, а ногти — с черным ободом, как у механиков.
Расспрашивать бесполезно — с момента телефонного звонка прошло больше двух часов. Кроме всего прочего, мне все равно бы не ответили — слишком сильна вокруг атмосфера враждебности и подозрительности.
Я оставил бутылку с пивом и хотел встать из–за стола.
— Вы, кажется, сказали, что вы здесь проездом? — отозвался Руп.
— Совершенно верно.
— Но, должно быть, у вас здесь есть знакомые? Вы только что звонили по телефону.
— Звонил…
— Набрали номер, даже не глядя на цифры?
— Вы что–нибудь имеете против?
— Где вы остановились?
Я обернулся и холодно посмотрел на него:
— Через дорогу… А что?
— Я так и думал.
Олли поставил стакан, который усердно вытирал до сих пор.
— Уходите? — спросил он меня.
— Собирался уходить.
— Может, оно и лучше.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Чисто с экономической точки зрения, приятель. Он здесь постоянный посетитель.
— О’кей! — сказал я. — Но если вы его так цените, то может быть временно привяжете, пока я не уйду?
Руп начал приподниматься со стула, а его приятель разглядывал меня с задумчивым видом.
— Отставить! — спокойно сказал Олли, обращаясь к ним. — Мне не хотелось бы вызывать полицию.
— Золотые слова! — бросил я и, положив в карман сдачу, вышел на улицу.
Все, что произошло, было мелко и глупо, но тем не менее у меня было такое чувство, будто это уже намек на то настоящее, что происходит в глубине, — как мелкая рябь на поверхности в том месте, где глубоко внизу течет мощный поток, или как тлеющий огонек, который готов вспыхнуть каждую минуту ярким пламенем.
Меня удивляло, с какой ожесточенностью все они ополчились на миссис Лэнгстон. Видимо — убеждены, что она участвовала в убийстве мужа. Но, с другой стороны, если улики против нее, то почему же ее не арестовали и не привлекли к суду?
Я перешел через шоссе, томившееся в свинцовой жаре наступающего вечера, и меня снова поразил мрачный вид мотеля и окружающей территории. Какому проезжему может прийти в голову остановиться в таком месте? Да, дело явно шло к банкротству. Почему она не попытается посадить хоть какие–нибудь кустики или, наоборот, продать все к чертовой бабушке?
