Знание-сила, 2004 № 12 (930) | страница 25

Из праздника непросто выйти: он подчиняет человека своим формам и ритмам. Многие праздники, прежде всего те, что представляют собой сложную систему обрядов (например, свадьба), имеют несколько размытый конец, особенно если ему предшествует кульминация, в которую вовлечены все участники (оргаистические обряды, пиры с обильными возлияниями и т.п.). В Москве после нескольких памятных дней в августе 1991 года, которые, по существу, были праздником, не успевшим развернуться и уже победившим, многие защитники Белого дома долго не желали покидать место, где они пережили особое праздничное чувство. А политический «праздник» 1988 года в Армении длился целых девять месяцев — с конца февраля по конец ноября. С перерывами, конечно, но и в архаических коллективах длительные праздничные циклы тоже прерывались короткими возвращениями к будничной жизни.

Однако главные части праздника, как правило, четко ограничены часто особыми символами. Так, у племени варрамунгов в Центральной Австралии конец церемонии, посвященной мифическому змею Воллунква, знаменуется тем, что с головы исполнителей резко сбивают ритуальные головные уборы, символизирующие змея, как бы возвращая исполнителей из особого состояния в повседневное. А в девятимесячных политических торжествах каждый конкретный «праздник» на ереванской площади начинался и заканчивался позывными трубы.

Хотя праздник, разыгрываемый в настоящем, обратен в прошлое, он имеет дело и с будущим. В этом, можно сказать, его идеология. Главное в ней — идея обновления, которая утверждается и поддерживается на разных уровнях — психофизиологическом, хронологическом, символическом. Участники праздника эмоционально обновляются, наступает новый год, обновляется и износившийся космос. Символика обновления ясно звучит если не в масштабах всего праздника, то хотя бы в его ядре. Произведя хаос, победив хаос, общество обновляется, чтобы вернуться в космос повседневности.

Ольга Балла

Еще ничего не изменилось. Сапата, который до одурения резали весь вечер, осталось много, утка с яблоками почти не съедена. А еще — колбаса, ветчина, шпроты, холодец, селедка под шубой... Но из всего как бы вынут стержень. Все это только что было обещанием (чего? А чего угодно. Всего!), и вот оно — уже всего лишь еда, которую придется доедать. Да и есть- то уже не хочется. На часах — первые минуты нового, необжитого года.

И сколько еще тут сидеть? И зачем?