Упитанный здоровяк сердито отвернулся и буркнул в темноту:
— И никто не раскатал тебя на бабки до сих пор?
— Бог миловал пока что.
— Ну, я тобой заинтересуюсь, — задумчиво сказал здоровяк как бы самому себе. — И много таких коммерсантов у вас в деревне?
— Только те, кто не бывает с утра выпивши.
— Понятно — раз–два и обчелся.
У фонаря водитель фуры негромко лязгал металлом по металлу. Под столбом что–то заискрило. Фонарь мигнул пару раз и погас.
— Кина не будет, — буркнул здоровяк.
— Эй, ты там, что балуешь со светом? — крикнул улыбчивый.
— Тебе какое дело? — ответил за водилу здоровяк. — Гляди, нарвешься. Ну, постучал человек ржавым болтом, чтоб гайка легче открутилась, и что тебе?
— Так темень же непроглядная!
— В твоей деревне много фонарей, скажешь?
— Ни одного не осталось.
— Вот и живи как все.
Здоровяк зевнул и ушел от дождя под навес, бухтя себе под нос:
— Свету ему захотелось, понимаешь. Стой да помалкивай себе, а то вокруг такие дела творятся, едри вашу… Курочки ему, уточки. Я пацаном еще без прав был, а на батькиной машине уже за город мотался. Заедешь, бывалча, в тихомань вашу — собака не гавкнет. На лужу пожарную выйду, леску рыболовную поверху воды пущу, а на крючке — червяк. Утка–дура попадется и не крякнет. Башку ей набок и — в багажник. А по пути мешочек картошки накопаешь, бесхозную овечку где–нибудь приватизируешь. Кто возбухнет — эту штуку под нос суну, едри вашу…
В темноте черной кувалдой нарисовался мощный кулак.
— Разбогатеешь ты на своем хозяйстве из куля в рогожу, коммерсант хренов. Вот у меня ларьки по деревням, офис в городе. Вот это коммерция, понимаю!
Хозяин пятидесяти уточек проглотил и эту обиду, но попытался съязвить:
— Чего же ты ночью на остановке под фонарем загораешь, если гроши некуда девать?
— Я тех грошей и не вижу. Тому откати, этому отвали, чтобы в покое оставили. Да дочке уже шестнадцать лет, на пару с матерью обирают меня дочиста, едри вашу. А тут еще и машину покоцал.
— У меня их пять, девок–то, и племянница–сиротка, — сообщил улыбчивый с особенной гордостью.
— Ну и радуйся… — буркнул ему в ответ здоровяк. — Твое дело мужичье — землю пахать да детей стругать.
Водитель фуры крикнул кому–то по телефону в темноте:
— Все понял, шеф!
Громко хлопнул дверцей кабины, включил тормозные огни и задние габариты. На обочине слева от дороги обозначился красными точками четкий прямоугольник.
— Опять нарушает, — встревожился улыбчивый. — Трогаться ему бы надо. Не дай бог, маршрутка какая на его огни спутается, завернет крутяком налево и на остановку нашу налетит.
