Денису ничего не стоит сбросить меня в пропасть, достаточно лишь подать директору прошение о замене не оправдавшего доверие дизайнера, и я, стараясь не смотреть на Ксюшу, а сосредоточиться на этом чертовом макете, мысленно восклицаю: «Господи, неужели все было ради этого?». Пять лет университета и год аспирантуры, двенадцать статей и семь выступлений на конференциях, глупые мечты об Оксфорде и едва не ставшее реальностью приглашения в Будапешт? Неужели все это было, захожусь я в безмолвной истерике, ради этих мгновений, ради того, чтобы парень, с горем пополам закончивший какой–нибудь политех, теперь стоял надо мной — чисто формально, поскольку на самом деле это я стою навытяжку перед ним, молча снося его упреки, а он, пожалуй, может даже закинуть ногу на стол, демонстрируя мне совсем не запылившуюся, благодаря его перемещению по городу исключительно в салоне собственного «БМВ», подошву своего итальянского мокасина. Я не в состоянии повторить его хозяйскую позу даже из соображений приличия: подошвы моей единственной пары китайских туфлей протерлись до дыр и во время ходьбы я даже невольно охаю, чувствуя под ногами асфальт, который, что еще хуже, рвет носки.
Обязательные к исполнения указания почти своего ровесника, прорисовывание колпачков, дырки в подошве и рваные носки — вот все, к чему я пришел, начав с мечты об Оксфорде. Мама и брат за четыре тысячи километров и отец, переселившийся к любовнице — вот итог эксперимента по созданию идеальной семьи.
Папину новую любовь, как оказалось, зовут Анастасией Васильевной — так официально, но не без трепета в голосе он представил ее мне. Не покраснел и даже не сделал вид, что не заметил меня, когда выбежал из подъезда, а я лишь входил во двор. Нет–нет, он и на этот раз ничего не собирался вывозить из дома — ни телевизор, ни морозильную камеру. Вернулся он за одним–единственным документом. За свидетельством о браке с мамой.
— Привет, — протянул он мне руку и кивнул на отравлявшее двор вонючим выхлопным дымом такси. — Пойдем, я тебя познакомлю.
Мы подошли к машине, и отец открыл заднюю дверь. Из сумрака салона на нас испуганно взглянула она. Женщина — Гудини, умеющая растворяться в воздухе с двумя палочками эскимо в руках.
— Анастасия Васильевна — словно приглашая меня составить компанию пассажирке в машине, вытянул руку отец, — моя будущая жена.
Взглянув на меня то ли с жалостью, то ли с обреченностью, будущая папина супруга пробормотала «очень приятно» и наклонила голову. Совсем чуть–чуть, но достаточно для того, чтобы я увидел седые корни ее крашеных рыжих волос и почти лысую макушку. Не удержавшись, я скривился и отец, покраснев и засуетившись, захлопнул заднюю дверь и, бросив на меня раздраженный взгляд, отрывисто пожал мне руку. Обдав меня на прощание совершенно уж ядовитым дымом, такси рвануло прочь со двора.
