«Так, значит, это стихотворение рассказывает о его телке, да, сэр? — спросил как-то один из моих самых смышленых и одновременно несносных учеников, наслаждаясь взрывом смеха с задних парт в классе. — То есть тут говорится о… как бы лучше это назвать… сексуальном туризме? Автор буквально призывает к нему… Ой, то есть, я хотел сказать, призывает всячески обвинять и осуждать его. Правильно я сказал, сэр?»
Пожалуй, этот скромный солдат и его судьба ничуть не тревожили моих бесшабашных подопечных, беззлобно скалившихся на меня. Впрочем, в те времена герой Киплинга и меня самого не слишком волновал. Но вот теперь, когда я снова очутился в Лондоне, «Мандалай» не дает мне покоя. Строчки из стихотворения вертятся в голове, и я снова и снова вспоминаю о своем брошенном доме и навсегда потерянной жене.
Звон храмовых колоколов покой мой нарушает,
И пагода у моря стоит назло волнам.
Она беззвучно мне слегка напоминает
О том, что быть я должен всегда с ней рядом сам.
Мне нравится приходить в китайский квартал пораньше, еще до того, как сюда нагрянут толпы медлительных любопытных туристов со своими фотоаппаратами и видеокамерами. Мне уже осточертели и их пустые взгляды, и обязательные рюкзаки на спинах, больше напоминающие уродливые верблюжьи горбы. Я люблю приезжать сюда, когда из машин только начинают выгружать заказанные товары, пожилые дамы устраиваются у окошек и перед домами, словно занимают места в партере, и повсюду видны небольшие группки мужчин, что-то бойко обсуждающих между собой на кантонском диалекте. Очень скоро они разойдутся по своим делам: многие из них исчезнут в ресторанах, а кое-кто отправится искать счастья в игорных домах.
Вот эти часы я, пожалуй, люблю больше всего. Китайцы готовятся встретить новый день. И это больше всего напоминает мне о Гонконге.
Кстати, я всегда обедаю (иногда — достаточно рано) именно в китайском квартале. Как правило, я выбираю рыбный суп с клецками в стареньком ресторане «Новый Свет», каких осталось мало даже в этом районе. Тут до сих пор девушки толкают перед собой тележки с горячими булочками, жареной свининой и печеными баклажанами. Тележки передвигают по кругу большого красно-золотого зала, и каждый клиент может выбрать кушанья прямо с них, а не мучиться со сложными меню и непонятными замысловатыми названиями блюд.
А когда приходится обедать довольно поздно, тогда я предпочитаю проглотить, скажем, миску вермишелевого супа в каком-нибудь маленьком ресторанчике на Джерард-стрит, где никто не будет спорить с вами и не удивится, если вы закажете столик в четыре часа пополудни.
