Иногда мы видели Синатру в фильмах, когда их показывали по нашему старому черно-белому телевизору. «Отсюда и в вечность», «Тони Роум», «Без оглядки» — картины о крепких парнях с разбитыми сердцами, которые так здорово дополняли музыку.
— Деда! — кричал я. — Это Фрэнк!
— Верно, это Фрэнк. — Он обнимал меня своей мускулистой рукой, и мы вновь приникали к экрану.
Я вырос на любви к Синатре, но, слушая его теперь, я вовсе не мечтаю о Лас-Вегасе, Палм-Спрингс или Нью-Йорке. Когда я слушаю старину Фрэнка, мне на ум не приходят «Крысоловы», Ава Гарднер вместе с Дино де Сантисом и Сэмми Уолтерсом. Весь этот «джентльменский набор».
Песни Синатры напоминают мне, как я сидел на коленях у деда в гостиной старого дома в «банджо» — именно так прозвали наш тупик на задворках Ист-Энда за его причудливую форму. Песни Синатры пахнут табаком и лосьоном «Олд спайс» и возвращают меня в то время, когда я был окружен искренней, беззаветной любовью и наивно думал, что так будет вечно.
Мой отец всегда пытался приохотить меня к соулу и джаз-року. И мне действительно нравятся все эти «О, моя крошка-милашка» — разве это может не нравиться? Но когда я взрослел, я все больше и больше понимал разницу между любимой музыкой отца и деда.
Песни, которые мне ставил отец, были о том, что ты молод, а песни деда — что ты живой, настоящий…
Я открываю дверь и помогаю отцу вкатить велосипед в прихожую. Это какой-то супергоночный агрегат с низко поставленным рулем и с сиденьем чуть больше крапивного листа. Таких я раньше никогда не видел.
— У тебя новый велик, пап?
— Да, вот думал прокатиться до зала. Ехать-то всего ничего. Мне даже полезно, сердчишко не застаивается.
Я качаю головой и улыбаюсь; я поражен и вместе с тем до глубины души тронут тем, как же все-таки мой старик изменился. Во времена моей юности он был типичным репортером, стабильно раздававшимся вширь от нерегулярного питания и частых выпивок. Теперь же, на пороге седьмого десятка, он вдруг превратился в Жана-Клода Ван Дамма.
— Пап, да ты и впрямь увлекся. Всем этим своим фитнесом…
— Тебе неплохо бы как-нибудь составить мне компанию. Я серьезно, Элфи. Пора бы уже начать следить за собой. Ты ведь толстеешь.
Порой мне кажется, что отец просто одержим своим здоровьем.
Мне даже как-то неудобно рассказывать «Жану Клоду» о своей, с позволения сказать, пробежке в парке. И я вовсе не хочу с ним спорить. Пожалуй, именно так и понимаешь, что ты уже не молод: пропадает всякая охота пререкаться с родителями по любому поводу. И когда он катит велосипед по коридору, я вдруг ловлю свое отражение в зеркале и думаю: а какая, собственно, разница? На ринг же мне все равно не выходить.
