В отличие от меня Роуз отнюдь не сбежала в Гонконг. Она была специалистом по корпоративному праву, и одна лондонская фирма — «контора», по ее меткому выражению, — откомандировала ее сюда на год, чтобы снять сливки на здешнем рынке, который в последний год британского правления переживал невиданный подъем.
Пока я изо всех сил экономил, чтобы успеть в срок оплатить жилье, за наглухо закрытыми дверями Сити делались состояния. Гонконг задыхался без юристов, и каждый день они полчищами сходили с трапов самолетов в аэропорту Кай Так.
Роуз была одной из них.
— В Лондоне я бы так и подавала чай, — пояснила она мне в тот первый вечер, когда мы с Джошем решили, что лучше выпить, чем драться. — Какой-нибудь старикашка все время бы щипал меня. Здесь же я что-то значу.
— А чем ты все-таки занимаешься, Роуз?
— Корпоративными финансами, — ответила она. — Я помогаю фирмам зарабатывать на эмиссиях акций для китайских компаний. Первоначальное публичное предложение. На нашем жаргоне — борьба с лесным пожаром.
— Ух ты! — воскликнул я. — Здорово!
Я не имел ни малейшего понятия, о чем шла речь, но искренне восхищался этой женщиной. Она казалась куда взрослее меня, вечного подростка.
Большинство ее коллег — горластых молодых парней и девушек, что каждый вечер галдели в баре на крыше отеля «Мандарин» и которым было начхать на феерические закаты, — испытывали к Гонконгу саркастическое презрение.
Увидев на улице указатель «Бледнокоролевский проезд», они могли ехидничать по этому поводу до конца командировки, словно Гонконг существовал только для их увеселения. Они коллекционировали и неустанно зубоскалили над забавными мелочами и казусами, неизбежно случающимися в любом безумном мегаполисе. В Гонконге подобных приколов было в избытке.
Здешняя марка туалетной бумаги называлась «Опахало». В японском супермаркете ценник на конфетах трюфелях гласил: «Грибы шоколадные свежие, натуральные». Спрей для очистки стекол звался «Пись-пись».
Я тоже хохотал до колик, впервые увидев рекламу «Пись-пись». Было дело, грешен. Однако я вскоре унялся, а жлобы ржали не переставая. Рано или поздно забываешь все эти «опахала» да «пись-писи» и снова любуешься головокружительными закатами на фоне огней ночного города. Но жлобствующие «аристократы духа» не опускались до этих «плебейских забав».
Роуз была в их стае белой вороной. Она обожала этот город.
Я вовсе не хочу представлять ее как этакую мать Терезу с атташе-кейсом. Здешним аборигенам палец в рот не клади, и после стычек с жуликами-таксистами, грубиянами-официантами и прилипалами-попрошайками ее частенько охватывало присущее экспатриантам тихое, беспомощное отчаяние. Но оно очень быстро проходило.
