Ветер дул сбоку, от западного мыса. Под руками и коленями Степана потрескивал высохший мох–ягель. Он махнул рукой, и суки замерли на месте, теперь они не помощники. Он уже видел черно–синие илистые бугры нерпичьего пляжа. Ствол обреза лег в клейкую от смолы черную ветку.
Жакан из правого ствола расколол череп лахтака. Еще не отгрохотало эхо, а нерпичий пляж пуст, лишь круги широко разбегались у галечной полосы.
Тяжеленную тушу ворочая слегой, подкладывая под нее лапник, Степан с морского зайца долго сдирал шкуру, толщиной в палец.
В тяжеленную шкуру завернув сердце, печенку, лучшие куски мяса, бруски сала для светильников, Степан по воде потащил большой, окровавленный узел.
С другого берега, отдыхая на валуне, он наблюдал, как голодная стая набросилась на добытого им морзверя. Море помогало полуволкам, приливной волной двигало наверх огромный кусок мяса и жира…
Середина августа. На смену кете пришли косяки кижуча, но их намного меньше. Отнерестившейся рыбой Степан доверху наполнил глубокую яму, засыпал землей. Зимой, когда для собак наступит тяжкое время, он вскроет могильник. Мерзлая, вонючая масса такое лакомство для них! Весной после лежки медведи даже землю жрут со стенок уже пустых ям…
Тем временем в стае собак поубавилось, при вожаке такого бы не случилось. Росомаха не тот зверь, который отступает, одновременно похожая на куницу, собаку и медведя. Пышный, длинный хвост, широкие лапы со страшными, полувтягивающимися когтями, куньи уши.
Когда Степан с обрезом подбежал к визжащему, рычащему клубку (в центре, как черт, вертелся какой–то буроватый с сединой зверь), два красивых, широкогрудых кобелька задними лапами судорожно скребли землю. Из разорванных животов толстыми червями выползали лилово–красные, с перламутровым блеском кишки.
…Полный прилив. Оранжевый свет луны темно–золотой чешуей мерцал на груди мерно дышавшей бухты. Словно комарик, где–то далеко нудел мотор.
Четко выделяясь на воде, по обе стороны отбрасывая белые «усы», дюралька вырулила из–за мыса «Упавшей скалы». За рулем мужик в ватнике и бейсболке, рядом женщина в кожаной куртке и ярком платке. Собаки, выгибая широкие спины, настороженно вглядывались в море.
Мужик взял правее, видимо, хорошо знал эти места, шел точно по фарватеру речки. С выключенным мотором лодка по инерции двигалась к полузатопленным кустам. Стальной, трехлапый якорь вцепился в корень кедрача.
О ветки и сучья обдирая лицо, крича, Степан кинулся вслед стае. Рычащие полуволки в полукольцо взяли лодку — мгновение и случится непоправимое. «Вертикалка» мелко дрожала в руках мужика, пальцы на обоих спусковых крючках. Хрипя, как сохатый, Степан пинками раскидал собак. Лишь их ему было жалко, людей в лодке сейчас он ненавидел. Впервые в жизни почувствовал себя собственником, вся долина принадлежала ему, и вдруг появляются чужаки!
