Глава VII
Брюс устанавливает кое-какие факты
Лангдон и Брюс перевалили через вершину в западную долину в полдень того дня, когда Тир вылез из трясины. Было два часа, когда Брюс вернулся за лошадьми, оставив Лангдона на самой высоте обозревающим в бинокль окрестности. Через два часа погонщик вернулся со своими лошадьми, и они, не торопясь, отправились далее вдоль ручья, над которым проходил до этого гризли, и когда расположились затем на ночлег, то были от того места, где Тир нашел Мускву, всего только в двух или трех милях. Они еще не набрели на его следы на песке у ручья, но Брюс был уверен, что набредут. Он знал, что Тир бродил здесь по склонам где-нибудь неподалеку.
– Когда вы вернетесь из этих мест к себе на родину, Джимми, – начал он, как только оба они уселись после ужина, чтобы выкурить по трубочке, – то не стройте из себя дурака, как большинство ваших писателей. Два года тому назад я вот точно так же целый месяц провел с одним натуралистом, и он был так любезен, что пообещал мне прислать целую кипу книг про медведей и других животных. И прислал! Я прочитал их все! Ну и смеялся же я на первых порах, а потом дошел до сумасшествия и сжег их. Ведь как много интересного в природе, о чем вы могли бы написать, не выставляя себя смешным! Уверяю вас!
Лангдон кивнул ему головой.
– Бывают люди, – ответил он, задумчиво глядя на огонь, – которые охотятся и убивают, охотятся и убивают в течение целых десятков лет, прежде чем поймут, что главное удовольствие в охоте это не убийство, а именно выслеживание. И когда они приходят наконец к такому сознанию и начинают понимать, что именно выслеживание захватывает душу и тело, то признают, что высшая цель охоты – это не убийство, а, наоборот, желание, чтобы животное не умирало. Вот я хочу этого гризли и добиваюсь его. Я не уйду из этих гор, пока не убью его. А между тем вместо него одного мы давно уже могли бы убить сегодня двух других медведей, а ведь я не произвел даже и выстрела. Я понял это ощущение, Брюс, я начинаю входить во вкус настоящей охоты. И когда кто-нибудь охотится по-настоящему, то он начинает ценить одни только факты. Поэтому не беспокойтесь. В своей книге я буду описывать одни только факты.
А затем он обернулся и посмотрел на Брюса.
– Что же «дурацкого» было написано в тех книгах? – спросил он.
Брюс задумчиво выпустил целое облако дыма.
– То, что разозлило меня пуще всего, – ответил он, – это было указание авторов на «метки», которые будто бы делает медведь. По их словам, каждый медведь вскарабкивается на дерево и делает на нем метку, чтобы показать, что это именно его владения, а не другого медведя, пока этот другой не придет и не поколотит его. В одной книге, помнится, я прочитал о том, как один медведь подкатил к стволу дерева целый чурбан, встал на него и поставил свою метку поверх бывшей уже на нем метки другого гризли. Только подумайте об этом! Никаких меток медведи не делают. Я сам видел, как гризли кусали стволы деревьев, царапались о них когтями, как кошки, и терлись о них летом, когда на них нападала чесотка и они теряли от нее шерсть. Они терлись так потому, что у них зудело все тело, а вовсе не для того, чтобы оставить на деревьях метки для других медведей. То же самое делают и карибу, и олени, и лоси, когда у них начнут зудеть рога. Затем эти самые писатели думают, что каждый гризли имеет свои собственные места для охоты. И это тоже неправда, все они врут! Я сам видел целых восемь взрослых гризли, которые все вместе и одновременно паслись на одном и том же месте. Вы припоминаете, как два года тому назад мы с вами на одной маленькой долинке, всего в одну милю длиной, убили сразу четырех гризли. Правда, иногда среди гризли встречается один какой-нибудь, вроде как бы их начальник, вот как этот самый, на которого мы идем, – но даже и такой не имеет своего собственного участка, где он был бы самодержавен. Держу пари, что в этих двух долинах мы встретим целых двадцать штук медведей! А этот натуралист, с которым я путался здесь два года тому назад, не сумел бы отличить следов гризли от следов черного медведя, а уж рыжего и подавно, если бы таковой только существовал на свете!
