— Сволочи! — сердито сплюнул Талалаев. — Как взял первенство, так они и зачали меня назад отпихивать. Сами будут рыбу ловить, а я за уборщика управляться должон…
С Тополихи хорошо было видно, как две пары дюжих колхозных быков подвезли к берегу на длинном разводе сверкающую медью и начищенными стеклами пепельно-розовую моторную лодку. На тонкой стальной мачте лодки был приспущен белый вымпел рыболовного надзора.
Талалаев швырнул в костер недокуренную цигарку и кисло усмехнулся:
— Инспектор к бою готовится… Видать, шустрый парень.
Он не заметил, как из леса к нему подошли брат и племянник. Оставив неподалеку нагруженные дровами салазки, они погрелись у костра и закурили.
Паромщик Авдей Талалаев, чистенький, сухонький, в вязаных перчатках и в белых валенках с новыми калошами, задрав вверх подстриженную седую бороденку, посмотрел на брата и хмыкнул насмешливо:
— Промышляешь, Пиша? Сколько центнеров карчей на засол наловил?
Цыгановатый Егор, подмигнув отцу, захохотал и похлопал бригадира по крепкому плечу:
— Ничего, дядя. Терпи, атаманом будешь.
Пимен угрюмо молчал, глядя в жаркое пламя потрескивающего костра. Его душила злоба, и он в эти минуты ненавидел всех: и председателя колхоза Мосолова, и бригадира первой бригады Антропова, которого считал своим злейшим врагом, и деда Малявочку, и даже брата Авдея с племянником, которые притащились на эту проклятую тоню и вздумали шуточки отпускать.
Авдей расстегнул бархатный воротник шинели, уселся на край лежавшего на земле плаща и проговорил, поглядывая на правый берег дальнозоркими, старческими глазами:
— Вроде моторку спущать готовятся. Это чья же? Председателева, должно быть?
— Была председателева, — отозвался Егор, блеснув белыми зубами, — а теперь новый инспектор ее захватил. Дюже прыткий, видать…
Отец и сын переглянулись и посмотрели на бригадира, помешивая обгорелыми палками горячую золу в костре.
— Надо бы, Пиша, кинуть разок под шлюзом, — погладил бородку Авдей, — намедни Егорка в ополоньях видал: рыбец косяками ходит. Накидная у меня густенькая, каючок в ходу легкий, я его проконопатил, просмолил, одно удовольствие будет ночку покидать.
— Ладно, — махнул рукой Пимен, — как лед пройдет, спробуем, кинем…
Они поговорили еще немного, покурили и разошлись.
Между тем на правом берегу, у станицы, не умолкали гомон и шум.
Рыбаки не сводили глаз с набухшего, темного, медленно ползущего вниз ледяного поля. Они не покидали берег ни на одну минуту. Даже те, кто жил совсем близко, не ходили домой завтракать и обедать. Женщины приносили им харчи в плетенных из талы корзинках прямо на берег. И люди, расстелив плащи, рассаживались на непросохшей земле, доставали из корзин жесткую вяленую чехонь, лепешки, творог, заткнутые очищенными кукурузными кочанами бутылки с вином и начинали есть, посматривая на реку и возбужденно, как перед боем, переговариваясь друг с другом.
