Из всего этого можно сделать вывод, что причины, побудившие Григория принять решение бежать из лагеря, характер имели отнюдь не психологический. Физиологический. Ну, короче, не чах Григориади без свободы–то, словно журавль какой–нибудь. «Да что это, свобода, наконец, такое, зачем она нужна, коль нельзя ее ни съесть, ни поиметь? Сколько хотя бы стоит, если, например, в баксах выразить?»
Другое дело, что он не смог бы выдержать до конца срока без того, чтобы не спать под боком у какой–нибудь крупной рыхлой блондинки. И так как при новой, словно созданной специально под него, Системе деньги стали сыпаться ему буквально с неба, то Григорию было также мучительно больно за каждый прожитый без омаров день. И без бананов, впрочем, и киви. К которым Григориади пристрастился на воле особенно, но которые, несмотря на выдвинутые им требования, так и не включили в его лагерное меню…
Ну что ему оставалось делать? Ждать, пока содержание мест заключения достигнет европейских стандартов?.. Ага, дождешься от этих варваров. Бежать, бежать, бежать!
Выбраться за территорию лагеря не представлялось для Григориади чем–то из ряда вон выходящим: особо не охраняли. Гораздо более сложным виделся ему второй этап — преодоление дистанции в тысячу двести кэмэ через тундру до ближайшей железной дороги: от омаров у него был гастрит — как организовать в дороге полноценное питание?
Так как в процессе регресса в голове у него обнаружилось нечто вроде компаса, то он даже не задумывался о том, что может сбиться с пути, — ну разве обезьяны, дабы ориентироваться в джунглях, пользуются какими–нибудь навигационными приборами? А птицы?
На Севере Григориади отбывал свой третий срок и поэтому знал, как, находясь в полевых условиях, выжить в здешнем экстремальном климате. Выжить можно, была б меховая одежда, палатка и керосин. Но вернемся к главному — проблеме питания.
Беда в том, что Григориади почему–то на дух не переносили ни робкие и покорные северные олешки, ни здешние мохнатые, словно яки, широкогрудые собаки. Самцы–олени норовили поднять его на рога, самки брыкались и упирались в наст всеми четырьмя копытами, сдвинуть с места было их невозможно. Что же касается собак, то они начинали вести себя так, будто Григориади не мирный примат, а какой–нибудь злой волк. Кто же в таком случае потянет нарты с провизией?
И все же Григорий дотумкал, как решить вставшую перед ним задачу: при помощи человеческого фактора. Если можно так выразиться, он совершит «побег с человеческим лицом!» Начал присматриваться к зачисленным в их отряд зекам, прибывшим с последним этапом.
